Терновый венец офицера русского флота
Шрифт:
Особенности характера еще мало выявлены.
На следующий год, в июне 1909 года, о 15-летнем Садовинском Дмитрий Николаевич пишет:
В характере кадета выяснилась ранее не замеченная черта — честолюбие.
Назначение старшим за столом встретил с видимым удовольствием. Обязанности старшего и дежурного по роте выполняет с большим старанием и вниманием.
Начав обучение в Сумском кадетском корпусе со средними способностями, кадет Бруно-Станислав Адольфович Садовинский закончил его физически и духовно окрепшим 18-летним молодым человеком, с твердым характером,
Правдив и честен. Дурному влиянию не подвержен.
Очень любит физические занятия. По гимнастике аттестован баллом 12.
Дисциплинирован и педантичен сам. Исполнительный, требует исполнительности от своего взвода.
Очень самолюбив и честолюбив.
Прилежен и усидчив. Несмотря на средние способности, успешно прошел курс учения.
С товарищами живет дружно, имеет на них влияние.
За отличное поведение, твердость характера и исполнительность произведен в вице-унтер-офицеры.
Все это, произошло, в том числе и под влиянием отеческой заботы, любви и воспитательного таланта педагога-воспитателя подполковника Д.Н.Пограничного За эту отеческую заботу и любовь, кадеты платили своим офицером такой же любовью.
Эта мальчишеская любовь и уважение к «классному папе», как называли мальчишки-кадеты, своих офицеров-воспитателей были в душе не только у одного Бруно Садовинского. В сохранившихся воспоминаниях кадета Сумского корпуса о своем офицере-воспитателе так же звучат слова глубокого уважения и любви:
Не могу не вспомнить, естественно, своего офицера-воспитателя Полковника Евгения Михайловича Ростовцева: блестящий офицер и воспитатель, воплощение корректности справедливости, гармонирующих с его элегантностью. Имел он прозвище «пистолет», т. е. «тоняга», — на кадетском языке самое лестное прозвище. Любимец Корпуса и, конечно, отделения! Дорого ему и его нервам дались 27 характеров (по числу кадет в отделении) за семь тяжелых лет.
Знал он своих кадет «насквозь» и индивидуально работал над каждым из них, сглаживая и искореняя недостатки. Уверен, что кадеты его «Лейб-2-го» (как они сами себя называли) с глубоким уважением и любовью вспоминают своего воспитателя и учителя.
По воскресеньям полагался час «общего чтения». С каким умением Евгений Михайлович подбирал книги для чтения, преследуя две цели: развить любовь к родной литературе и воспитать своих кадет на высоких проявлениях русского духа и самопожертвования…
Какие замечательные слова. Какая добрая память о давно ушедшем человеке. И еще, не судеб ли морских таинственная вязь связала времена и события и тем самым сохранила записи Д.Н.Пограничного о взрослении и возмужании человека, гражданина, офицера — БруноСтанислава Адольфовича Садовинского, чтобы сегодня, спустя более ста лет, мы могли живо и зримо представить себе каким же человеком был герой этой книги.
В начале ноября с Крайнего Севера, с полярного океана, вместе с ледяными ветрами и метелями, пришла в Архангельск зима. Это не была привычная Садовинскому мягкая финская зима. Шквалистый ветер с морозом и снегом гудел в мачтах
В один из таких морозных ноябрьских дней, 11 ноября 1918 года, в Архангельск прибыл генерал-майор В.В.Марушевский.
Генерал Владимир Владимирович Марушевский — из дворян Петербургской губернии. Окончил Николаевское инженерное училище и Николаевскую академию Генерального штаба. Участник Русскояпонской войны. В Первую мировую войну командовал 3-й особой пехотной бригадой, участвовал в боях на севере Франции. После Октябрьского переворота арестован и заключен в тюрьму «Кресты». Был амнистирован и переехал в Финляндию, а оттуда в Швецию.
Вступив в командование войсками генерал-майор В.В. Марушевский добился от правительства Северной области, путем издания ряда указов, восстановления дисциплины на точных принципах дореволюционного устава, формы прежнего образца и статуса ордена Святого Георгия. Как позднее вспоминал сам генерал Марушевский:
«Эти указы сразу же обратили ко мне симпатии родных мне офицерских кругов, униженных в своем достоинстве и не находивших себе места, не зная, что с собой делать».
Белое движение на Севере обязано своим существованием именно В.В.Марушевскому. Так считает в своей работе «Северный крест» писатель-историк В.Д.Поволяев. Он пишет:
«Когда генерал-майор Марушевский появился в Архангельске, правительство приняло его хмуро… но Марушевский атаку недоброжелателей отбил, поселился прямо в штабе, а чтобы его особенно не тревожили, выставил в окнах пулеметы. Холодные рыльца станковых “Максимов” подействовали на гражданскую власть отрезвляюще».
Правительство Северной области противилось введению в Северной армии погон. В.В.Марушевский на заседании правительства убеждал:
«…Солдаты без погон — это стадо штатских баранов, которые куда хотят, туда и идут… Солдаты без погон — это деревенские повитухи, брадобреи, мукомолы, свинопасы! Максимум, что они могут сделать — по команде сходить в нужник. А вот по части стрельбы, атак, разведки, инженерных работ они так повитухами и останутся, И таковыми они будут, пока мы в своей армии не введем погоны. Погоны — это дисциплина, форма — это долг, помноженный на честь…».
Введение погон, уставов, наград действительно мобилизовали Северную армию. Мичман Бруно Садовинский с большой душевной радостью вновь открыто надел на свою форму офицерские погоны. Он был горд, что мичманские погоны опять у него на плечах….
Да, — думал мичман Садовинский, — насколько правильным было решение уходить на Север!
Он понимал: погоны поднимают моральный дух, способствуют повышению дисциплины, и, главное, погоны делают офицера — офицером, ответственным перед нижними чинами.