Терновый венец офицера русского флота
Шрифт:
«В декабре 1917 г. группа офицеров флота сорганизовалась и устроила ряд собраний. На этих собраниях выявилось чрезвычайно ярко настроение большей части офицерства против Советской власти. Несколько офицеров “Гангута” (6–7) оппонировала против вынесения сейчас же какого-либо мнения, так как по настроению массы видно было, что резолюция будет вынесена явно враждебного характера.
В результате наших реплик и некоторой части офицерства, примкнувшей к нам, было вынесено решение: всем кают-компаниям в отдельности проработать этот вопрос и резолюции своих каюткомпаний зачесть на следующем совещании. Я сам был на этом собрании, и именно в этом освещении и представляется мне этот вопрос по памяти.
Вернувшись на корабль, мы постарались воздействовать на остальных товарищей, и после общего собрания кают-компании была выработана резолюция, в которой говорилось, что все остаемся на своих местах и продолжаем свою работу (в противовес предложению общего собрания флота о том, чтобы немедленно покинуть свои корабли). Эту резолюцию я сам лично зачитал в следующем собрании офицеров флота…
Резолюция такого большого корабля как “Гангут”, зачитанная на втором собрании флота одной из первых, произвела должное действие, и в единство офицерской массы внесен был необходимый раскол, который в результате выразился полным падением единства этой массы».
В пылу выступлений, резолюцию съезда офицеры не подписали, что сделало ее, в дальнейшем, необязательной к исполнению, чем и воспользовались некоторые из присутствовавших тогда на съезде офицеров, перейдя на службу к большевикам. Свидетель и непосредственный участник собрания инженер-механик мичман Н.Кадесников, писал позже об этих событиях:
«По инициативе нескольких энергичных молодых офицеров в Морском Собрании было организовано общее собрание всех морских офицеров, находившихся в Гельсингфорсе. На этом собрании присутствовало около 200 офицеров. Обсуждался вопрос ухода со службы, после ухода Комфлота адмирала Развозова и введения большевистского “положения”.
Тогда же, после нескольких горячих и искренних речей, сказанных без цензуры и наэлектризовавших аудиторию, на словах была вынесена единогласная резолюция по всем присутствующим, отказаться от службы с большевиками. К сожалению, эта резолюция не была немедленно зафиксирована подписями, и под давлением разных обстоятельств в течение времени многие отказались от своего первого решения, оправдываясь тем, что они большую пользу принесут Родине, оставаясь на службе и участвуя в подпольной работе для сокрушения советского режима.
Так или иначе, но убежденно не примирившиеся с советским режимом офицеры пользовались всяким случаем и в разное время группами и в одиночку, часто с подложными документами и под гримом, разными путями, но всегда рискуя жизнью, просачивались через большевистские кордоны к окраинам империи, где организовывались открытые вооруженные фронты борьбы за “нашу» Россию”».
Инженер-механик мичман Н.Кадесников сам, через некоторое время, уже сражался на Южном фронте Белой борьбы.
Бруно Садовинский принял твердое решение пробираться на Север, в Архангельск, и с оружием в руках бороться с большевиками.
Тяжелые переживания всего произошедшего в стране и на флоте, поиск своего места в событиях весны, лета и осени этого чудовищного, кровавого 1917 года, привели Бруно-Станислава Адольфовича Садовинского к продуманному, выстраданному и осмысленному решению, которое неумолимо вело его к трагическому концу… Но, смелые люди всегда надеются на лучшее. Его воля, его характер, его воспитание и понимание человеческой гордости и офицерской чести предопределили тот выбор, который он сделал.
Но был и другой путь. Путь, которым пошел его сослуживец по миноносцу «Расторопный», мичман А.А.Перротте. Путь служения большевикам, который довел Александра Александровича Перротте до глубокой, уважаемой старости в СССР.
Военный историк С.Волков в своей работе «Трагедия русского офицерства» всесторонне исследовав вопрос о причинах службы некоторых офицеров российской армии и флота у большевиков, писал:
«Служба офицеров партии (большевиков), проявившей себя как главный враг и ненавистник офицерства, была, конечно, явлением в принципе вполне противоестественным…
Для человека, воспитанного в понятиях русского офицерства, в принципе было невозможно полностью их отбросить и “переменить веру” в такой степени, что бы сознательно бороться за прямо противоположные идеалы, откровенно отрицающие не только престол, но и веру и отечество. Это ведь только через двадцать с лишним лет под давлением объективных обстоятельств новые правители (большевики) стали поговаривать о патриотизме.
Тогда же цели (большевиков) формулировались с предельной откровенностью и никого вводить в заблуждение не могли: разрушение исторической российской государственности “до основания” и построение на ее обломках путем мировой революции “земшарной” республики Советов. России совершенно определенно противопоставлялся Интернационал. Поменять искренне одно на другое настоящий русский офицер не мог, ни при каких обстоятельствах».
С.Волков различал четыре основные группы бывших офицеров служивших у большевиков, мотивы службы этих групп у красных:
«Первую — составляли лица, служившие по идейным соображениям, т. е. в той или иной степени разделявшие коммунистические убеждения. Но такие люди были в большей степени большевиками, чем офицерами, они придерживались своих, весьма левых убеждений и до того, как, попав во время войны в армию и имея соответствующее образование, получили офицерские погоны. Принадлежность к офицерству была для них лишь случайным и временным обстоятельством.
Вторая — представляла тип беспринципных карьеристов, почувствовавших в условиях дефицита специалистов возможность выдвинуться при новой власти.
Третья — включала в себя лиц испытывавших в отношении большевиков те или иные иллюзии, и считавших, что служа у большевиков, им удастся, овладев военным аппаратом, свергнуть их власть.
Четвертая группа, самая многочисленная, состояла из лиц, насильно мобилизованных большевиками и служивших под угрозой репрессий в отношении семей или просто, ввиду отсутствия средств к существованию… Поэтому далеко не все представители русского офицерства приняли участие в борьбе за российскую государственность против коммунистического Интернационала в годы гражданской войны, предпочтя по соображениям личного порядка отречься от своего прошлого и профессии и остаться в стороне от нее, а многие (пусть в большинстве и по принуждению) даже сражались на стороне разрушителей России против своих недавних сослуживцев».