Терновый венец офицера русского флота
Шрифт:
Мичман Садовинский понимал:
Дни русской военно-морской базы в Гельсингфорсе сочтены. Нашим войскам и флоту придется убираться из Финляндии и очень скоро. Линия фронта междуусобной гражданской войны неуклонно приближалась к южным прибрежным областям страны. Как бы гражданская война, подобная идущей сейчас в Финляндии, не вспыхнула в России, — внутренне переживал Садовинский.
До русских офицеров в Гельсингфорсе доходили слухи о создании генералом М.В.Алексеевым русской Добровольческой армии для сопротивления большевистскому режиму в России. Говорили, что еще в конце осени прошлого, 1917 года атаман А.М.Каледин не признал советской власти
Как ни размышлял Бруно над событиями последних нескольких месяцев, он никак не мог понять логики действий большевиков: придя к власти, они первым делом приняли «Декрет о мире» и «Декрет о земле». Декреты на первый взгляд «громкие», действующие на сознание народных масс наверняка. «Декрет о мире» провозглашал выход России из войны и «мир без аннексий и контрибуций», а это означает, понимал, как военный человек, мичман Садовинский, что, несмотря на потери миллионов человеческих жизней, Россия отказывается от любых результатов победы в этой войне. Но ведь это неприемлемо как для него, кадрового офицера, так и для десятков тысяч других офицеров и огромного числа рядовых, проливавших свою кровь за победу России.
Получается, что этим декретом большевики сами создавали себе противников из своих же вооруженных солдат и офицеров, из своего же народа. Теперь, «Декрет о земле», — рассуждал дальше Бруно. — Декрет предусматривал «полную национализацию» всей земли в России. Но ведь это полный абсурд! В России землей уже владели десятки миллионов людей. Кто огромным имением, кто землей, которую сам и обрабатывал, а кто большим или меньшим участком для дома или дачи. И все они являлись собственниками этой земли и теперь этим декретом лишились своей законной собственности. Таким образом,
«Декрет о земле» вынуждал собственников земли браться за оружие и с этим оружием в руках бороться с теми, кто эту землю у них отнимал. То есть, этим декретом большевики сами создавали себе противников из своих же граждан. Неужели большевики готовы и хотят бороться со своим народом? — не укладывалось в голове Садовинского. — А эти декреты: об упразднении сословий, об отмене званий, орденов и знаков отличия, — вспоминал Бруно, — об отделении церкви от государства и отделении школы от церкви. Все эти скороспелые декреты также породили миллионы противников большевиков среди российского народа. Ведь это прямой путь к вооруженному противостоянию людей внутри страны. Неужели большевики сознательно подталкивают и навязывают стране Гражданскую войну? — содрогнулось сердце Бруно. Это же смертельно губительно для ослабевшей, разоренной и уставшей от мировой войны и революций России.
Конечно, мичман Российского императорского флота Б.-С.А.Садовинский, воевавший с врагом, и не интересовавшийся политикой, понятия не имел, что еще в 1915 году, в разгар тяжелейшей войны России с Германией, большевик В.И.Ульянов (Ленин) выступил с программной статьей: «Превратить войну империалистическую в войну гражданскую» Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.49. М.: Политиздат. 1954. стр. 14).
Этот призыв о неизбежности, желательности и полезности для России гражданской войны, произносился большевиками открыто множество раз. Этот ленинский лозунг восприняли миллионы вооруженных солдат, бежавших с развалившегося фронта, солдат тыловых гарнизонов и матросов флота. В стране, наводненной оружием и людьми, привыкшими убивать, в которой после гибели в Мировой войне миллионов людей, ценность отдельной человеческой жизни стала равной «нулю», большевики способствовали превращению разгоравшегося
Бруно Садовинский презирал большевиков за их призывы к поражению России в войне с Германией. В его понимании, это было изменой и предательством высшей пробы. Он тяжело переживал полный развал флота, к чему приложили руки и большевики. Но он чувствовал, что начинает ненавидеть большевиков. Ненавидеть яростно — за их стремление превратить империалистическую войну в гражданскую бойню. Развязать войну брата против брата, отца против сына, войну против своего же народа, против того, что всегда было дорого и свято для него. И эта ненависть — ненависть, медленно рождавшаяся и долго томившаяся в глубине его души, требовала действий…
Зима на Балтике выдалась суровой. Финский залив лежал под сплошным слоем льда, достигавшем толщины 70–75 см, а местами и более. Из газет на флоте стало известно, что 11 февраля 1918 года советская делегация прервала мирные переговоры с Германией.
17 февраля Коллегия Морского комиссариата от имени Совета Народных Комиссаров РСФСР направила директиву Центробалту в Гельсингфорс, в которой предлагалось:
«Сосредоточить в районе Ревеля и Гельсингфорса ледокольные средства; перевести наименее боеготовые корабли из Ревеля в Гельсингфорс; усилить береговую оборону в Финском заливе, Або-Аландскую укрепленную позицию и Приморский фронт Морской крепости Петра Великого; подготовить к переводу в Кронштадт корабли 2-й и 3-й категории …».
Корабли 2-й и 3-й категории — это корабли, подлежащие списанию и утилизации.
После срыва большевиками переговоров 18 февраля 1918 года германские войска вновь начали боевые действия против большевистской России. На следующий день, 19 февраля Центробалт принял постановление о подготовке и переводу боевых кораблей и вспомогательных судов из Гельсингфорса в Кронштадт.
Наступление германцев подтолкнуло и всколыхнуло флот. Но деградация флотской власти, повлекшая за собой развал военной базы Гельсингфорса, разворовывание и распродажу военного имущества, а зачастую и военной техники представителями революционных судовых комитетов и ловким жульем, не позволяла даже надеяться на организованную эвакуацию кораблей.
Произошла полная дезорганизация флотских и армейских властей. Г.К.Граф писал об этих событиях следующее:
«Дезорганизация власти сказывалась на флоте во всем… В Гельсингфорсе повсюду шла бойкая распродажа различного казенного имущества с кораблей и из порта. Продавались: продукты, материалы, масла, мебель кают-компаний, револьверы, винтовки и пулеметы. Бывали случаи, когда судовые комитеты продавали даже шлюпки. Никому и в голову из них не приходило, что они совершают преступление; Все казалось в порядке вещей. «Ведь это — все наше, народное» — говорили матросы, когда кто-либо из офицеров пытался остановить грабеж».
В среде офицеров это обогащение матросов и комитетчиков не вызывало ничего кроме негодования, отвращения и чувства брезгливости. Подтверждением слов Г.К.Графа о разворовывании флота, служит документ германского Генерального штаба, адресованный большевистскому правительству цитируемый в труде В.Е.Звягинцева и А.В.Сапсай «Балтийская Голгофа или как узаконили беззаконие»:
Герм. Ген. Штаб. Абтайлунг, секцион М
№ 389
(Доверительно) 24 февраля 1918 г.
Господину Народному Комиссару по Иностранным Делам