Территория жизни: отраженная бездна
Шрифт:
Виту привёл в «штаб контрреволюции» сам хозяин. Он познакомился с ней на какой-то вечеринке, уже успел посветить ей две песни и, совершенно очарованный, привёл её в свой дом и представил друзьям. Вита училась во ВГИКе – как нетрудно догадаться, на актрису. Прибалтка по отцу, она унаследовала от него нордическую внешность. Продолговатое, бледное лицо, тонкий нос, тёмно-зеленые глаза с немного странным разрезом, стройная шея, точёный подбородок… В её походке, движениях была необычайна плавность, её улыбка и смех были сдержанными, ни малейшей развязности не позволяла
– Старик, ответь откровенно: это твоя женщина?
Глаза Генки изумлённо округлились:
– Да ты что! Я же рядом с ней Карлсон с гитарой вместо пропеллера! Куда мне!
– Ты слишком строг к себе, – улыбнулся Таманцев этому простодушию. – А Карлсон был в меру упитанный мужчина в самом расцвете лет!
Очистив таким образом свою совесть, Сергей в тот же вечер предложил Вите проводить её до дома. Прекрасная это была ночь! Вита делилась мечтой сыграть роль Маргариты. На неё произвели неизгладимое впечатление роман Булгакова и его инсценировка на Таганке.
– Хочешь быть ведьмой? – пошутил Сергей.
– Может быть, – серьёзно откликнулась Вита. – Я… не знаю, чего хочу. Хочу полёта, понимаешь? Чтобы никакого земного притяжения. Чтобы только «свободна! свободна!»
– Без притяжения можно навсегда улететь в другие галактики.
– И чем же это плохо? Может быть, там интереснее, чем здесь?
– Разве здесь уже все интересы исчерпаны?
– Нет, ещё не все! – рассмеялась Вита. – Ведь мир – это действительно, большой театр! Огромный! Я бы хотела, чтобы он весь был моим! Одна сцена – это мало, это тесно! Мне нужен весь мир и крылья, чтобы лететь…
Она стояла, распахнув руки, и Сергею казалось, что она и впрямь сейчас взлетит – прямо навстречу луне, блиставшей в ту ночь во всём своём великолепии! Лунная принцесса – так он назвал её…
Весной 91-го года Таманцев встречался с Витой почти каждый день. Приходилось экономить на сне, дабы не запустить учебу и не отлынивать от «контрреволюционной деятельности», но велика ли эта жертва для молодого организма? Юрка, например, устроился подрабатывать, а Сергей с этим не спешил – присылаемых матерью денег и стипендии ему хватало.
Летом он лишь однажды на выходных навестил мать, пропустив мимо ушей её жалобы на невнимание и плохое самочувствие, её просьбы побыть с нею подольше. В Москве оставалась Вита, и это было много важнее! Да и события в стране принимали крутой оборот. Ими и отговорился перед матерью…
Жаркий августовский день… Воробьёвы горы… Гроза началась внезапно и застигла Сергея и Виту врасплох. Бегом, наперегонки помчались к её дому, перепрыгивая лужи и хохоча. Запыхавшись, укрылись в какой-то подворотне. Промокший синий сарафан облегал стройную фигуру Виты, грудь высоко поднималась после пробежки. Сергей не удержался и стал целовать лунную принцессу.
– Экий разврат устроили! Тьфу! Совсем уже стыд потеряли! – укрывшаяся в той же подворотне старуха не смогла сдержать праведного гнева.
Вита и Сергей расхохотались и побежали прочь.
Скоро они уже входили в квартиру Виты. Едва переступив порог, Сергей понял, что она пуста, родителей девушки не было дома.
– Ты совсем замёрзла, – прошептал он, обнимая её.
– Ты тоже… – тихо прозвучал ответ, и нежные пальцы коснулись его волос.
Холода Сергей не чувствовал. Напротив, ему казалось, что весь он горит, и не от холода, а от жара бьёт его лихорадочный озноб, мешающий расстегивать мудрёные застёжки её платья…
Он не был первым для неё, и это было единственное, что несколько огорчило его, но уж, конечно, не могло разрушить абсолютного счастья тех дней…
А потом были три августовских дня, открывшие новую эпоху. Сколько куража было в те дни! Это теперь вспоминать смешно, а тогда ведь всерьёз готовы были под расстрел идти! И под танки. Генка рвался лечь под них, как сделали это трое сумасшедших, насилу удержали романтика… Но, в сущности, и сами готовы были! И лечь, и сражаться, и коктейли Молотова бросать! За свободу! За Россию! В общем, за всё хорошее против всего плохого…
Ромку Сущевского вытащили тогда из постели какой-то очередной его зазнобы. Ромка, красавец и уже без малого знаменитость, не имел в них недостатка и никому не отказывал. Он и не хотел к Белому Дому идти. Ему и так нехудо было. Но не тут-то было! Вытащили и поволокли с собой! Судьба Отечества решается! Не до баб теперь! Айда!
На месте действия уже вовсю шустрил популярный телеведущий Глебов. Ромка сразу присоединился к нему и… так случился звёздный час Сущевского. Уже скоро его красивая, холёная физиономия мелькала в экране вместе с нервным лицом Глебова, и мэтр дал ему путевку в жизнь.
Отмечать победу компания направилась, конечно, к Генке. Победа! Именно так ощущался тогда итог августовский событий! Шутка ли, русский флаг подняли! Повержено серпасто-молоткастое идолище!
«Сатана гулять устал, гаснут свечи, кончен бал…» – спел Тальков.
Не знал Игорь Владимирович, что бал ещё только начинается, точнее, очередной акт его, а Сатане ещё долго-долго отплясывать кадриль по русской земле. Уже через год споёт Тальков другое: «Так что же изменилось, Геша? – Как – что?! – Идея, что ли, изменилась? – Иде-я! – ХВАТИТ!» Ответом на это «хватит» станет пуля, которая традиционно обрывает в России жизни поэтов…
В тот день на огромной Генкиной кухне яблоку негде было упасть. Собравшиеся, без различий убеждений, пьяно гремели «Боже Царя храни» и провозглашали тосты за демократию. Лишь один человек выглядел медведем на балу. Юра Филаретов. Он сидел в углу, подперев голову ладонью, и постукивал пальцами по поручню кресла. К Белому Дому он не ходил, сославшись на дежурство…
– Старик, ты чего такой хмурый? – подкатил к нему Сущевский. – Победа наша сегодня! Радоваться надо!
– А наша ли это победа? – вдруг спросил Юрка.