Территория жизни: отраженная бездна
Шрифт:
– Хорошую вещь браком не назовут, – Вита провела пальцем по носу, губам и подбородку Сергея.
– Не шути, пожалуйста. Почему ты не хочешь выйти за меня? – Таманцев приподнялся и сел также напротив Виты.
– Потому что не хочу, чтобы наша каравелла, сейчас так легко и чудно мчащаяся по волнам, разбилась о риф под названием «быт».
– Намекаешь на то, что нам негде жить?
– И на это тоже. Ты в общаге, я у родителей. Спасибо Геночке, который иногда так тактично уходит, давая нам возможность побыть вдвоём. А что же в браке?
– Ну… Москва не сразу строилась. Постепенно наживём всё, что нужно. Все через это проходили!
Вита рассмеялась:
– Какой ты бываешь смешной, Сережечка. Все проходили да не все прошли. Мои отец с матерью тоже «проходили». И всю жизнь я слушаю, как они орут друг на друга. Я никогда не могла понять, зачем они поженились? Говорят, любили друг друга! В студенческие годы… Да ненадолго, знать, любви хватило. И у скольких знакомых я такое же видела и вижу! И это называется – «семь-я»! Нет уж, уволь. Не хочу я такой семьи.
– Но если бы твои родители не поженились, то и тебя бы не было.
– Для того, чтобы родить ребёнка, семья не требуется. Я, например, предпочла бы иметь мать-одиночку, нежели этот вечно воюющий тандем… Было время, я надеялась, что они разведутся… Может, и развелись бы, но! Квартирный вопрос всё испортил, нашу двушку-хрущобу на две однушки не разменять. Нет, Серёжа, я в капкан лезть не хочу. К тому же семья – это уже обязанность… А я не готова к обязанностям. Мне так легко, так хорошо с тобой сейчас… Будто бы лечу… А ты меня к земле привязать хочешь. Не надо! Птица в клетке жить не может…
Горячие губы Виты прильнули к губам Таманцева, и он уже не мог возражать ей, растворяясь в её ласках…
Однако, мысль свою Сергей не оставил. Шанс поправить квартирный вопрос был только один. Отец. Таманцев ничего не знал об этом человеке, но поскольку тот всё же исправно выплачивал матери алименты, выяснил и имя его, и адрес. И то, что отец – немного-немало целый академик. Чем чёрт не шутит, может, заговорит в нём кровь и совесть, решит помочь брошенному сыну, загладить вину?
Сама эта мысль казалась Сергею чрезвычайно низкой и пошлой, тошно становилось от самого себя – строить из себя казанскую сироту! Клянчить помощь у человека, которого не хотел знать, которого презирал с подачи матери! Истинная подлость! Но на что не пойдёшь, чтобы удержать свою женщину?
Субботним утром Таманцев, мысленно обругав себя самыми последними словами, вдавил кнопку звонка отцовской квартиры.
– Вам кого? – раздался за дверью юный женский голос.
– Мне нужно поговорить с академиком Стаховичем.
– По какому вопросу?
– Скажите ему, что его спрашивает Сергей Петрович Таманцев. Он поймёт.
Таманцевым Сергей был по матери, не оставившей ему отцовской фамилии.
– Папа сказал, чтобы вы подождали его в парке за домом, – вновь послышался голос минут через десять. – Он к вам спустится.
На порог, значит, не пустил… Постеснялся перед семьёй… Интересно,
Он спустился в парк. Стоял погожий осенний день, тихий, прозрачный… Сергей остановился у воды, нервно закурил. Минут через пятнадцать он увидел приближавшегося к нему высокого, статного, седовласого человека, в котором безошибочно угадал академика Стаховича.
– Стало быть – Таманцев? – констатировал тот, приблизившись.
– А вы ожидали иного после того, как бросили нас с матерью?
– Можно на «ты», как-никак нечужие. Да, пожалуй, иного я не ждал. А ты, прости, пришёл поворошить детские обиды или есть более содержательная повестка дня?
Да, именно более содержательная… Очень точно определил академик-ядерщик…
– Не знаю, – неуверенно отозвался Сергей. – Нет, я не для выяснений пришёл… Сам не знаю, зачем. В детстве я очень часто пытался представить тебя. И представлял эту встречу. И что скажу тебе…
– Вряд ли ты собирался сказать мне что-то хорошее, правда?
– Правда. Ты за столько лет даже не вспомнил обо мне, – Таманцев вдруг с удивлением почувствовал, какой болью и обидой отозвались в нём собственные слова. Именно сейчас, когда он видел перед собой этого благородно-красивого человека, который мог бы сопровождать его по жизни, растить, помогать советом… Пусть не жить с матерью! Но просто общаться с ним, делиться опытом, знаниями!
– Это неверно. За столько лет я никогда не забывал о тебе.
– Ну да, платил алименты… Ты даже не хотел меня видеть.
– По-моему, и ты не выражал такого желания?
– Откуда ты знаешь?
– Я, брат, много чего знаю. Твоя мать порвала со мной отношения и запретила к тебе приближаться. Но твоя тётка была женщиной мудрой и доброй, и мы переписывались с нею до её смерти. Т.ч. кое-что о твоей жизни я знаю.
– Тётя Паша переписывалась с тобой? – опешил Сергей.
– Представь себе.
– Почему же она ничего не говорила?
– Страха ради Риты Гневной, – усмехнулся отец. – Мы все не хотели скандалить с твоей матерью. Разве не по этой причине ты не говорил ей о том, как представляешь меня? Не выпрашивал показать папину фотографию?
– Тётя Паша показывала как-то… А мать все твои фотографии порвала после развода.
– Категоричная женщина. Что ж, я не хочу ни обвинять, ни оправдываться, ни виниться. Мы оба с нею виноваты. Я, вероятно, как мужчина, виноват больше. Но так уж случилось. Ты уже сам мужчина и многое должен понимать.
– Почему ты не пригласил меня зайти? Побоялся, что я устрою какую-нибудь глупую сцену?
Отец тяжело вздохнул и также закурил:
– Моя жена страдает тяжёлым нервным расстройством. У нас вообще практически не бывает гостей. И думаю, что нет нужды объяснять, что визит неведомого сына в таком положении не слишком уместен.