Тетраграмматон микрорая
Шрифт:
— Слушай, а не хочешь в официальный штат? — неожиданно спросил Одиссей Алексеевич с хитрым прищуром, а-ля Брюс Уиллис.
— А разве среди рыцарей круглого стола были Тамплиеры?
— Не понял.
— Алексей Алексеевич, у нас сколько сотрудников в штате? Двенадцать?
— Ну да, и что?
— А духа-домовёнка как зовут?
— Ты про Камилу?
— Да. Камелот получается. Нет имени созвучнее, разве тут спутаешь?
Начальник как-то странно посмотрел на меня, а потом фыркнул.
— Иногда я смотрю на тебя и понимаю, что мозг у тебя устроен как-то перпендикулярно всему миру. То ты спишь всеми извилинами, то несёшь околесицу, которую при рассмотрении можно штамповать маркой «гениально». С вероятностью пятьдесят на пятьдесят так и будет. Я думаю если захочешь, ты и рациональный корень из минус единицы вычислишь. С тебя станется. Уникальный ты и смешной.
— Легко. Если корень кубический. Это вы у Камилы фразу подцепили. «Смешной ты».
— Да? Не замечал. Фраза распространённая. Ладно, иди давай к домовёнку, выпей своих вкусностей на дорожку. Она тоже пристрастилась. А я пока наличности в конверт насыплю. А с корнем ты лихо.
Разве можно отказаться?
От кофе в исполнении Камилы нельзя, поверьте на слово.
Я сел за компьютер и посмотрел почту. Писем от Алёны не было. Тьфу. От Маши. Господи, мне, правда, надо отдохнуть, а то в голове такая катавасия, дважды два как считать забуду, буквы начну путать.
Пора на юг.
Она вышла на мой сотовый звонок.
— О, Господи, что это? Это мне?
Я протянул букет достоинством в одиннадцать белых роз. Белоснежная бумажная вьюга, мелко нарезанный гофр зашелестел на ветру. Как будто букет ожил десятком а то и сотней мелких белых цветочков. Фрейлин, которые окружили одиннадцать дев при белых платьях. Процессия Грааля в вольном исполнении художника-флориста. Оказывается, я и тут могу чем-то похвастаться.
— Прелесть какая. А ты никогда не дарил мне букетов просто так, только на дни рождения.
— Ты тоже.
— Да больно то положено девушкам одаривать цветами мужчин?
— Раньше ты как-то об этом не задумывалась.
Мы смеялись и целовали друг друга в губы, а бодрое майское солнце шептало про юг, где оно давно летнее.
— Поехали?
— Прямо сейчас?
— Да. Прямо сейчас.
— Что, вот так, без вещей, без ничего, просто взяли и поехали?
Я чуть не сказал: без детей-то это просто. Промолчал. А она уловила паузу. И тень мелькнула в воздухе, но свежий ветер тут же сдул её полётом невесомой белизны. Конечно, бирюзовый костюм это не самое лучшее для отдыха на море. Но…
— А что, легко. Ну как по заказу я купальник сегодня надела. Турфирма мы или где?
Она вернулась за стеклянные двери и прямо в фойе перед зеркалом сняла костюм. Посетители ошалело смотрели на бесплатный стриптиз. Алёна осталась в купальнике, босоножках и при бумажнике.
— Ты куда? — сквозь немое изумление прорвался голос менеджера, который случился проходить по коридору.
— На юг, отдыхать, — громко отозвалась Алёна и повесила на свободный крючок опустошенный костюм, — Мы и работаем и отдыхаем легко, потому, что мы турфирма, — Это уже было сказано на публику. Алёна умница.
— Прямо так? — удивился я.
— Нет, — она отобрала букет, который всё ещё растерянно шелестел в моих руках, — Вот так.
Это было похоже на сказку. А может, ею и было, кто скажет?
Есть вещи, о которых нельзя говорить во всеуслышанье. Но кое-чем я похвастаюсь. Билет в СВ мы нашли, и даже поезда прождали всего четыре часа. Это было упоительное время под брызгами только-только включённых фонтанов. Горф размок, а мы не унывали. По вспененной ряби полетели мелким крошевом белые лепестки. Мы сорили розами в фонтан и смеялись, пусть они там плавают. Разве можно придумать лучшую участь букету, который иначе просто засохнет? Ели мороженое и запивали вином, болтали о пустяках и валялись на газоне. Мирокрай смотрел на нас изумлёнными глазами, но не решался встревать, мешать или советовать. Мы любили Мирокрай и друг друга, и вся любовь отзывалась взаимностью.
А вечером вагонная сутолока осталась за зеркальной дверью. Шторы дрожали под ветром, а за окном мелькали деревья и дома. Но мы в окно не смотрели. И до самого юга почти не покидали уединённого купе.
Приехали в ночь и сразу побежали к морю.
— Утром найдём, где жить, — решили наугад, и до темноты не вылезали из тёплого, как молоко моря. А потом купались нагишом и удивляли звёзды глупым, доверчивым смехом. Смеялись от того, что были счастливы.
Мы пробудились под тенью пальм, растормошенные щекотанием первых солнечных лучей.
— Есть хочу, — сказала Алёна.
Но за едой мы пошли чуть позже.
Нашлись еда, комната и душ, чтобы смыть морскую соль и спокойно намазаться кремом. Обгорать и создавать себе какие-то неудобства, ну уж нет. На это мы не давали никакого согласия. Сказка продолжалась.
Длилась дни и ночи, ночи часто походили на дни, и наоборот.
Мы оба знали правду.
И подумали одновременно.
И одновременно сделали.
В этот день мы включили телефоны и вспомнили, что есть Мирокрай за переделами тех мест, куда достают тела и взгляды. И на пол дня разошлись по делам. Вечерело, когда мы сели за столик прибрежного кафе.
Даже вкусное вино допивали молча.
— Я купил билет, — невпопад заметил я и хлопнул ладонью по бумажке в кармане.
— Знаю, — тихо сказала Алёна.
Она купила себе сарафан. Простой и строгий. Модный купальник сменила невзрачная комбинация.
— А мне из фирмы позвонили. В восторге от той выходки. На меня заказан билет и документы. Поработаю на Мёртвом море. Представляешь? Сбылась мечта. Обалдеть. А всё ты со своей глупой выходкой. Милый мой, — прошептала он так тихо, что я не был уверен, так ли это. Море прошумело, или пальмы листьями потёрлись о ветер.
— Тамплиер на то и тамплиер, чтобы сопровождать паломников в Святую землю.
— Смешной ты.
Мы тихо посмеялись.
— Давай не будем долго прощаться, — прошептала Алёна. Прозрачные капли слёз набухли и сорвались в полёт по загорелым щекам.
— Да, — я отвернулся, чтобы не видеть её слёз и не зареветь самому. Мы оба хорошо понимали, что больше никогда не увидимся.
— Ты что-то говоришь?
Да, я и правда хотел сказать.
— Обещай мне.
— Всё что угодно, — твёрдо сказала Алёна и я с ужасом понял, что это правда. Попроси я её остаться со мной, она останется. Но я никогда так не сделаю. За это она меня и любила.