The Kills
Шрифт:
— В порядке? — девушка скептически посмотрела на меня изогнув бровь. — Ты себя вообще видел? Зарос, осунулся, под глазами синяки, лежишь в горе окурков как бомжи с пятой авеню и честно говоря, воняешь так же.
Я только пожал плечами. Что мне нужно было ответить? Что мне все равно? Полагаю, этот факт не нуждался в словесном подтверждении.
— Вставай, — скомандовала она.
— Зачем?
— Тебе нужно привести себя в порядок. Поесть. Когда ты ел последний раз? — Алисия деловито подбоченилась.
Я снова
— Недавно, — дал пространный ответ.
Она сделала утомлённое выражение лица и закатила глаза. Я рассматривал солнечные блики на потолке, равнодушно, принимая их за абстрактную картину жизни проходящей мимо меня. Свет скользил по белой поверхности, разливался по стенам медовыми отсветами и проходил по полу, нарочно минуя мое место обитания.
Девушка сбегала на кухню, сердито стуча каблуками ботинок. Хлопнула дверца холодильника. Угрожающе застучали дверцы шкафов. Инспекция качества жизни шла полным ходом.
— У тебя на кухне ни крошки, — резюмировала Алисия вернувшись. — Я закажу еду, — она умолкла, похоже, ждала ответ.
Я закрыл глаза, намереваясь провалиться в спасительную дрёму. Последнее время я не видел снов, мозг заботливо отключил эту опцию, посчитав слишком тяжёлой участью испытывать меня образами подсознания. Благодаря чему я не боялся засыпать, так я мог выпасть из реальности, отдохнуть, забыться. Сберечь остатки сил.
— Вставай, — грозной тенью возвысилась надо мной Алисия.
— Зачем?
— Тебе нужно в душ. Переодеться. Гигиена, Люцифер.
— Зачем?
— Как маленький, — недовольно брякнула она, сняла с себя обувь, и буквально стащила меня за руку с матраса. — Вставай, живо.
Без особой инициативы я подчинился. Поднялся на ноги, слегка покачиваясь, тело обессилело, мышцы ослабели, я чувствовал себя столетним стариком, немощным, на грани смерти.
— Вперёд, — подталкивала меня в спину Алисия. — Где у тебя чистые вещи?
— В какой-то комнате валялись. Вроде бы, — добавил я после паузы.
Она усадила меня на край ванны, оценивающе обвела взглядом и медленно моргнула, похоже, недовольная результатом более близкого изучения.
Я продолжал недвижимо сидеть изучая плитку на полу, пока девушка метеором бегала по комнатам в поисках чистых вещей.
— Так, — она вернулась с важным видом и сменой одежды. — Я нашла чистую простынь и одежду. Ещё тебе нужно побриться.
Полагаю, Алисия надеялась, что я буду беспрекословно выполнять указания. Смешная.
— Боже, дай мне сил, — она удручённо покачала головой.
Вещи из ее рук перекочевали на вешалку, в руках появилась бритва. Алисия включила прибор, покрутила изучая и подошла ко мне вплотную.
— Если я сбрею тебе пол лица, пеняй на себя.
— Ладно, — я поднял подбородок и девушка приступила к процессу.
Лезвия с хрустом срезали волосы, успокаивающе жужжал моторчик, погружая меня в транс. Алисия
— Ты… — запнулась она.
— Что? — не понял я ее испуга.
Алисия снова включила прибор, повысила голос, стремясь перекрикнуть противное жужжание.
— Когда мне было шесть, — начала Алисия рассказ, — умерла моя бабушка по маминой линии. Почему-то взрослые не посчитали нужным рассказать ребенку заранее, что такое смерть. А когда это случилось уж тем более им было не до того, — она тряхнула головой, подтверждая согласие с теми взрослыми. — Я плохо понимала, что произошло. Почему никто не смотрит телевизор, не обсуждает со смехом последние новости или своих коллег, не спрашивает меня как дела. Тишину дома можно было практически руками пощупать. Представляешь, что такое для шестилетнего ребенка абсолютная тишина, в которой, вдобавок, запрещают играть?
— Звучит как самое страшное наказание.
Алисия кивнула и продолжила:
— В общем, когда на прощании я спросила почему бабушка лежит в каком-то странном ящике и не двигается, мне сказали, что она спит и скоро отправится в лучший мир. О каком лучшем мире речь, сам понимаешь, никто не потрудился объяснить.
Меня увлек ее рассказ, скрасивший хоть немного странную сцену, вряд ли подчинённые, с которыми, пускай и близкие, доверительные отношения часто занимаются внешним видом начальства.
— И вот, — продолжала она, — пока на кладбище все прощались с ней, произносили памятную речь я заметила яму. Могилу. Я же не знала, что это могила. Для чего она. Никто не рассказал, — на ее лице на долю секунды мелькнуло замешательство, то, детское, испытанное много лет назад. — Подошла к ней, встала на край, на колени и заглянула внутрь. А оттуда на меня веет сыростью, запах земли, кислый, тяжёлый, будто в ноздри забивается с каждым вдохом. И холод этот, могильный колет лицо. Я, будучи ребенком, который не знает, что такое смерть физически ощутила всю ее тоску и мрак. Знаешь, — Алисия сделала глубокий вдох, — такая кромешная безысходность, от которой хочется кожу с себя содрать заживо, только бы чувствовать перестать. Только когда ты маленький, не понимаешь что это. Просто ощущение, жутчайший страх. Помню, подумала тогда: «Что это за лучший мир такой, в котором так страшно?»
Она выключила бритву, осторожно примостив ее на полке.
— К чему эта история? — от меня ускользал смысл рассказа.
Алисия сжала губы, готовя окончальный вердикт.
— Сейчас, — ее голос звучал болезненно, если не сказать траурно, — когда я смотрю в твои глаза, мне будто снова шесть и я на краю той могилы, заглядываю в нее.
Она умолкла, играя со мной в гляделки. Я совершенно отчётливо увидел испытываемую ко мне жалость. Гребаную жалость, которую я никогда не мог терпеть по отношению к себе.