The Phoenix
Шрифт:
–Это началось задолго до того, как мы отправились в этот поиск. Еще тогда, когда была заточена Гея и моя кровь пролилась последней, перед тем, как мы навсегда отправили ее в Тартар, она словно задыхается, перехватывая глоток свежего морского бриза. – Кошмары преследовали всех нас, Би. Они определенно логичное завершение нашей героической жизни.
Снова и снова она сглатывает подкатывающий к горлу комок. Вздыхает так тяжело, словно свежего воздуха на побережье слишком мало, и вместо живительного эффекта он душил ее своими ледяными ладонями.
–Но,
Произносить имени не нужно. Гея. Она стала героем всех ее ночных кошмаров, она донимала ее даже с того света. Ненависть ко всем богам, к титанам, к существам, которые грозили опасностью моим друзьям, возрастает во много крат. Настолько сильно и отчаянно я ненавижу их.
–Сходить с ума, видеть ее в своем отражении, чувствовать, как чужие мысли вспыхивают в сознании – все равно, что вернутся в Дом Аида. Боятся за себя, за каждый свой неверный поступок, от которого зависит чужая жизнь…
Мы долго молчим. Она разглядывает морскую гладь, думает о чем-то своем. Нашу истасканную обувь омывают соленые волны, а в легкие забивается приятный, освежающий воздух, принесенные откуда-то издалека. Аннабет все еще молчит, глядя прямо перед собой.
–Почему ты не сказала ему? Или мне? Господи, Аннабет, у тебя же есть друзья, – мой голос подрагивает от страха.
–Мы едва вернулись с того света. По-твоему, это не было нормальной реакцией на все те ужасы, которые мы пережили? Мое воображение и психика были сломлены, и я думала, что со временем это пройдет, – она снова делает внушительную паузу, пропуская песок сквозь пальцы.
–Но не прошло?
–Нет. Стало только хуже, – она переводит дух, а затем продолжает: – Перси не мог понять в чем дело, ведь я старалась быть его прежней Воображалой: сильной и самоуверенной. Но не получалось. Каждый день мне казалось, что лучше убить его. Чтобы не мучился в этом отравленном мире. Я знаю, я бы никогда не сделала этого, но совсем недавно…
Слезы, наконец, вновь катятся по ее щекам. Она вспоминает то, что спрятала так глубоко, и что теперь пришлось вывернуть наружу. Она дрожит. Не от холода, а от страха.
–Мы остались вдвоем. В комнате, которую нам выделили в лагере. Он был рад. Так рад, что мы сможем, наконец, побыть вдвоем, чего я сама так сильно боялась. Мы заснули рядом, и впервые, Беатрис, впервые мне показалось, что все мои страхи покинули меня, что я, наконец, освобождена от них…– Ее глаза вспыхнули и погасли огоньком надежды, а она сама, на секунду встрепенувшись, вновь обнимает себя за плечи. – Я проснулась от того, что руку обдавало жаром. Вместо того, чтобы занести свой собственный кинжал над Перси, я порезалась об него. И если бы не эта мелочь, сейчас бы он был мертв…
Ужас и страх поглощают мою душу, обнимая и укутывая в удушливый кокон отчаянья. Пути назад для Аннабет не было, и только сейчас я понимаю, насколько далеко зашла. Почти тоже сделал со мной Купидон, и как я, человек, так трепетно любивший Воображалу, могла так поступить с ней. Я обнимаю ее за плечи, чувствую как слезы стекают по щекам, но ничего не могу поделать с собственной слабостью – пусть лучше я буду мучиться от кошмаров, пусть лучше я буду главной целью богов, пусть лучше я буду полукровкой. Только не она, только не кто-нибудь из моих друзей. Ни один из них не заслуживает этого.
–Прости меня, Воображала, – шепчу я, раскачивая ее как ребенка. – Прости меня, пожалуйста. Я не должна была расспрашивать тебя обо всем этом. Думала, это незначительная ссора…
Но она останавливает меня, отстраняясь.
–В том и дело – ты не расспрашивала. Это твоя особенность: тебе хочется высказаться. Ты такой человек, Беатрис. Волшебный человек, – уже спокойно произносит Аннабет.
Неожиданно чей-то кашель раздается совсем близко от нас, и я тут же напрягаюсь, вспоминая каждый урок моего наставника. Но вступать в рукопашный бой не приходится. Я подавляю желание улыбнуться.
–Вас… ждут, – хрипло отзывается Нико.
Кажется, он растерян видом Аннабет. Да и кто бы не был растерян, увидев самую смелую и сильную девушку ревущей на плече у подруги. Я оборачиваюсь к Воображале и тихо шепчу, так, чтобы услышала только она:
–Иногда правда – лучше лжи.
Мы с Нико идем чуть впереди, оставляя Аннабет наедине со своими мыслями. Кажется, ей действительно нужно о многом подумать, многое предпринять, чтобы хотя бы попытаться жить со своими страхами. Мой наставник малоразговорчив, как и обычно, но на этот раз его взгляд постоянно метается в мою сторону.
–Что не так? – спрашиваю я, когда любопытство одерживает надо мной верх.
Ди Анджело абсолютно не плохой человек. В последнее время мне казалось, что все его поведение вызвано лишь одиночеством, от которого он, по непонятной мне причине, не мог отказаться. И, как бы трудно не было это признать, он заботился обо мне. В своем странной, грубой манере.
Поэтому мой вопрос то ли раздражает, то ли заставляет его напрячься.
–Очередной секрет? – вздыхаю я. – Перестань, посмотри как красиво вокруг.
–Мир в опасности, а ты безбожно сентиментальна, – отрезает Нико, поглядывая на Аннабет. – Нужно думать о реально интересующих нас проблемах.
– Твоя серьезность не решает наших проблем.
Мое замечание заставляет плечи Нико нервно вздрогнуть. В яблочко, Беатрис. Единственное, что было так странно и отталкивающе одновременно: я могла задеть его. Неприступную глыбу льда, которую не брал ни один ледокол. Я не остра на язык, не остроумна. И об этом не сложно помнить, когда рядом ди Анджело, а все потому, что на его фоне – на его собранном, серьезном фоне – я выгляжу просто дурой.