The Phoenix
Шрифт:
Я поморщился, и холод тут был совершенно не причем. Боги никогда не отличались своей толерантностью, но позволить какому-то божку ковыряться в чужой душе, так, как эта сволочь проделала с Беатрис – было уже слишком. С тех пор прошло около двух дней, но склонность Би к одиночеству стала куда заметней. Она перестала улыбаться. Проводила все свое время на верхней палубе, немногословно тренируясь с Нико. Меня это жутко бесило. Он влиял на нее до такой степени, что хотелось врезать ему по первое число. Милая, солнечная Беатрис становилась копией Ди Анджело и, сама того не замечая, все больше
Сам того не замечая, я заставляю огонь в печи, что отапливала палубу, разгораться сильнее с каждой минутой. Неожиданно чья-то теплая рука накрывает мои глаза. От неожиданности я вскакиваю со стула, и, как делал это тысячи раз до этого, выуживаю из кармана короткий нож для близкого боя. Беатрис пятится назад, а я прихожу в неистовство:
– С ума сошла?! Я же дежурю! А что, если бы я напал на тебя! Я же воин, Беатрис, нельзя же так...
Но уже через мгновение она давится прежним, теплым смехом, и злость моя испаряется в мгновение ока. Не могу сказать, что именно вызывало во мне чувство долга перед Би, но, наверное, все дело в том, что так она влияла на всех нас.
– Прости меня, – произносит она мягко. – Я совсем забыла, что имею дело с воином.
Она протягивает мне чашку теплого горячего шоколада и присаживается рядом. Ватник, грязный и пыльный, валявшийся на корабле на тот самый «пожарный случай», был в два или три раза больше нее самой. При большом желании Би могла бы обвернуть его вокруг себя несколько раз.
– Что бы это значило?
Я верчу стакан в руках, пытаясь сообразить, чем вызвана столь скорая перемена в поведении моей подруги. Би только улыбается, продолжая глядеть на меня глазами, полными счастья. Приходится подавить желание схватить ее и оберегать от всего движимого и недвижимого в этом чертовом мире.
– Ну? – нетерпеливо толкая ее в бок, говорю я. – Горячий шоколад? Твоя улыбка? Что за праздник?
– Сегодня второе января.
И я едва не опрокидываю на себя чашку с теплым варевом.
– Мы пропустили Новый год.
Еще один минус жизни полукровок. Порой ты слишком занят спасением собственной шкуры, а заодно и шкуры каждого на этой планете, чтобы помнить о таких мелочах, как грандиозный человеческий праздник. Слишком уставшими, слишком выжатыми и, тем не менее, отдохнувшими мы были. За эти несколько дней, кроме резко похолодевшей погоды и постоянно идущего снега, ничего так и не изменилось. Все смешалось в одну кучу быстротекущих дней.
Я посмотрел на Беатрис, которая устроила свою голову у себя на коленях, подперев ее ладошками. Наверное, это первый Новый год, который она пропустила. И мне вообще было очень жаль, что она отправилась с нами. Пробралась на корабль, а ее даже не отговорили от самой глупой и безответственной идеи за всю ее жизнь.
– Жалеешь? – спрашиваю я, отпивая из чашки сладкое лакомство.
– Не то чтобы... Пришлось поднапрячься, чтобы вспомнить какое сегодня число. Вы так и живете? – неожиданно спрашивает она. – Я имею ввиду, не задумываясь, какой сегодня день недели: праздник или выходной?
– Кажется, кто-то еще не понял в какое дерьмо вляпался.
Би снова смеется, и на душе становится на пару градусов теплее. Нико не исправить этого: слишком
– Как дела со спатой? – спрашиваю я, как бы между прочим.
Беатрис сразу же напрягается, словно то, что она может сказать, может как-то отразится на моем отношении к ее тренеру. Как бы не так.
– Ну, куда лучше, чем раньше. Я научилась правильно держать ее и наносить пару колющих ударов. Неплохо выходят удары плашмя, но то, в чем я управляюсь мастерски – так это выводить Нико своей неуклюжестью.
– Почему ты занимаешься только с ним? – вырывается у меня, как-то очень уж грубо.
Би не обращает на это никакого внимания, все глубже погружаясь в свои мысли. Ее лицо в бликах огня кажется мне совсем детским, а тепло в глазах вспыхивает искрами от разгорающегося пламени. Она снова пожимает плечами.
– Потому что вы все заняты своим делом. Ты рассчитываешь маршрут. Аннабет роется в мифах, а остальные пытаются выкрыть смысл в этом бессмысленном пророчестве. Оно хоть когда-нибудь вам помогало?
– Не съезжай с темы.
– А ты не задавай глупых вопросов, – она толкает меня плечом. – Прекрасно знаешь, что лучшего учителя, чем Нико, мне все равно не найти.
Эта фраза бесит меня так же, как и все, что может связывать Нико и Беатрис. Две крайности разных сущностей не могут иметь ничего общего, и все же она проводила с ним большую часть своего времени, сбегая от остальных, словно боясь косых взглядов в ее сторону после истории с Купидоном.
– Беатрис, то, что ты сделала для Пайпер, – ее лицо тут же мрачнеет, – ни что иное, как подвиг. И мы гордимся тобой. Ты спасла ей жизнь. А твой брат просто последняя, озабоченная сволочь.
– Ты не понимаешь, – резко обрывает меня Би. – Это было не принуждение, я... я была влюблена в него...
Горечь в ее голосе звучит так, словно эта любовь – самое жуткое, что могло случиться с ней на этом свете. Честно слово, желание двинуть себя вспыхнуло во мне так же неожиданно, как угасло отвращение к Нико. Имеет ли это значение, если с ним она хотя бы не выглядит убитой?
Я неуверенно накрываю ее разгоряченную ладонь своей.
– Подумаешь, сводный брат. Я, между прочим, влюбился в богиню.
Теплый смех, и она неожиданно обнимает меня. Вспомнить все эти дни – так это самое яркое, самое уютное и самое солнечное событие, которое произошло со мной. С ней не так, как с другими: как-то безопасно, как-то искренне.
Но уют этого момента рассыпается в прах, как раз в тот момент, когда со стороны главного центра управления разносится дикий взвизгивающий вой сирены. По-моему, мое сердце только что завершило сальто, больно ударившись о ребра. Я мгновенно выпускаю Би из своих рук и, не различая дороги, несусь к главной каюте Арго-II. Пытаюсь вспомнить, что могла бы означать сирена и понимаю, что абсолютно весь блок безопасности был поврежден еще при нападении вентусов. Она не могла сработать... Не могла сработать по собственному желанию.