Тихая охота
Шрифт:
– В холодильнике торт. «Принц-чернобурка», безе с черносливом. Элверд принес, просил тебе передать слова глубочайшей благодарности.
– С какой стати? – удивился Валериан.
– Говорит, Брант его впервые в жизни приревновал. И это выразилось не в криках или, упаси Хлебодарный, рукоприкладстве, а во внезапном согласии сопровождать в поездке.
– Сообразил, что в Лисогорске и Чернотропе мужу могут встретиться не только хулиганы, но и желающие обсудить скрытый эротизм мозаичных панно?
– Вероятно.
Валериан вытащил из холодильника торт, крикнул в закрывающуюся дверь:
– Как ты думаешь, торт выбрали с намеком на мое аристократическое происхождение?
– Наверняка, – отец задержался, посоветовал в щель. – Поешь и поспи, принц-чернобурка. Я не хочу, чтобы прихожане шушукались у меня за спиной, обсуждая твою разгульную жизнь.
– Мы сбытчика взяли! – напомнил Валериан.
Дверь
Пришлось последовать совету. Он съел два бутерброда, заполировал куском торта, отсалютовав чаем особняку с балконом, и улегся спать, скорчившись на боку, и подложив подушку под ноющий локоть. Заранее было ясно, что встреча с Анджеем аукнется последствиями, но Валериан ни о чем не жалел. В училище их объединило землячество, к третьему курсу переросшее в дружбу. Потом разошлись по разным группам – Анджей выбрал службу в полицейском комиссариате, а Валериан ушел на военную подготовку, чтобы устроиться в Управление по борьбе с экстремизмом и терроризмом. После училища они оба попали в Лисогорскую губернию, и это разворошило чуть остывшие угли дружбы. От Лисогорска, где служил Анджей, до Чернотропа, куда отправили Валериана, было полтора часа езды, не проблема сесть за руль и добраться. Виделись, понятное дело, не часто – оба вкалывали не на страх, а на совесть – зато, встретившись, обязательно устраивали посиделки с пивом, заканчивающиеся какими-нибудь приключениями. Потом Анджей вернулся в Ключевые Воды – встретил своего омегу, когда съездил в отпуск к родителям – а Валериан так и остался в Чернотропе. Расстояние свело общение к телефонным звонкам, но они по-прежнему понимали друг друга с полуслова.
За все время знакомства Валериан и Анджей ссорились дважды: один раз из-за красивого омеги-виса, который в итоге выбрал волка из таможенного управления, а второй раз из-за омоновца Светозара. Из-за Светозара поссорились сильнее, чем из-за омеги, потому что Валериан не собирался спускать угрозы в свой адрес, а Анджей упрямо продвигал идею прощения и примирения. Кража и драка случились в Чернотропе, в дни той самой Лесной ярмарки, которую Элверд собирался посетить, чтобы купить грибные ликеры. ОМОН прибыл из Лисогорска, а подразделения УБЭТ перевели на режим повышенной боевой готовности. Разношерстную толпу собрали в гарнизонной офицерской казарме, чернотропцев по домам не отпускали, кормили в столовой, накрывая общие столы. Валериан, не любивший плотно завтракать, обычно отставлял в сторону или отдавал кому-нибудь порционный цилиндрик масла, обходясь кашей и вареными яйцами. Два утра он отдавал масло соседу-волку, а на третий день решил выменять на дополнительное яйцо – если найдутся желающие. Пока Валериан раздумывал, кому предложить такую, несомненно, заманчивую сделку – ведь масло гораздо ценнее яйца! – сидевший напротив Светозар сказал: «Ты все равно его не ешь», забрал цилиндрик и размазал по своему хлебу. От такой наглости Валериан сначала потерял дар речи, а когда обрел, решил промолчать и насыпал Светозару в чай содержимое двух солонок. И даже успел размешать, потому что Светозара окликнули, и он долго разговаривал с кем-то за соседним столом.
Кульминация произошла позже, в вестибюле. Валериан вышел из столовой первым, а Светозар его догнал – уже после того, как залпом выпил остывший чай. Началась словесная перепалка, затем рукоприкладство, переросшее в массовую драку. Светозара и Валериана отправили на гауптвахту, а лисы и волки еще месяц препирались, выясняя, кто победил – фонарей друг другу навешали примерно поровну.
Позже Анджей, знавший Светозара по работе, убеждал Валериана, что тот обещал спустить с него шкуру в сердцах, а на самом деле ни свежевать, ни прибивать трофей гвоздями к двери не собирался. Напирал на то, что у Светозара маленький сын, а беременный муж лежит в больнице на сохранении, мол, от этого любой будет нервным и скажет что угодно. Валериан вроде бы и верил, но прощать Светозара все равно не хотел, потому что его еще никто и никогда так нагло не обворовывал. Речи Анджея возымели умиротворяющее действие – Валериан отказался от дальнейшей мести. Но не более того. Небольшим утешением служило то, что самому ему за драку просто влепили выговор, а Светозару влепили выговор и зарубили повышение, не одобрили на должность заместителя командира отряда.
Валериан начал задремывать. Мысли о давних сварах вытерлись картинками нынешних дней. Он отметил, что Анджей стал более спокойным и, если так можно выразиться, домашним. Понятно, почему – муж хороший, сын замечательный, шустрый волчонок-альфа. Нормальная жизнь. Не так, как у Валериана – до сих пор ни кола, ни двора.
Под раздумья, перемешанные с легкой завистью, он и заснул. Разбудил его отец, вернувшийся из часовни – не специально, уронил миску, когда начал готовить суп. Валериан встал, оттеснил отца от плиты, занялся делом: достал из холодильника готовый бульон, замочил красную чечевицу, быстро нарезал и поставил жариться морковку и лук.
– Может быть, задержишься на праздники? – спросил отец, наблюдая, как он готовит. – Наварим тыквенного желе и каши с курагой, пройдем Врата-в-Зиму плечом к плечу.
– Пап, – чувствуя себя виноватым, но не желая оставаться, проговорил Валериан. – Я должен ехать. А вдруг там не хватает оборотней? Да, от меня сейчас мало толку, как от бойца. Но даже координатор связи может пригодиться.
После обеда они немного отдохнули и отправились в часовню. Там Валериан встретился с сияющим Элвердом. Кремовый реставратор притащил охапку скруток – то ли хотел выпросить у Хлебодарного что-то еще, то ли собирался вознести основательную хвалу за ревность супруга. Валериан подобрал упавшую скрутку, поблагодарил за торт – «спасибо, очень вкусно, возьму на заметку, буду покупать такой же в Чернотропе, если найду!» – и получил вопрос:
– Когда вы едете?
– Скорее всего, завтра утром. Скоростная электричка ходит по четным дням. После проповеди прогуляюсь на вокзал, куплю билет. Из-за ярмарочных дней могут быть проблемы… если не куплю, тогда подумаю.
– Мое предложение о месте в купе ретро-поезда остается в силе. Выезд послезавтра в шесть утра. Пообедаем в вагоне-ресторане, послушаем лектора, посмотрим короткое кино о мостах и станциях.
– Вряд ли Бранту это понравится, – честно сказал Валериан. – Не кино и не ресторан, а мое присутствие. Не усложняйте себе жизнь, Элверд.
– Он остыл и сам предложил вас позвать. Уже после того, как пообещал, что поедет со мной и Айкеном.
– Как он это аргументировал?
– Сказал: «Сгорел сарай, гори и хата».
Валериан расхохотался. Отец обжег его негодующим взглядом, прихожане поддержали взгляд дружным бурчанием. Пришлось изображать раскаяние и внимательно слушать проповедь о вреде пьянства. Кивая в такт отцовским словам, Валериан сообразил, что не позвонил в местное управление УБЭТ и не запросил расширенную справку о Бранте. Это можно было исправить сегодня вечером или завтра с утра – отодвинуть отъезд. Можно было позвонить, а можно было положиться на чутье и оставить Бранта в покое.
«Похоже на то, что бурый действительно завязал».
Он понимал, что слишком поздно спохватился. Брант поселился в доме напротив как раз после его последнего приезда. Через месяц. И отец о нем пару раз упоминал в письмах и телефонных разговорах, но Валериан пропускал это мимо глаз и ушей – не вникал в проблемы отцовской паствы, своих забот хватало. По-хорошему надо было или чаще приезжать или не качать права пять лет спустя, проверяя документы и разбрасываясь угрозами. Но не отреагировать на отставного боевика под боком у отца было невозможно, и сейчас Валериан испытывал богатый букет чувств: глухую зависть к здоровью и семейному счастью Бранта помноженную на недовольство собственным разгильдяйством, дружескую симпатию к Элверду и желание поддаться на уговоры Анджея, остаться в Ключевых Водах и перейти на полицейскую работу. Розальский – пока они не накидались пивом – предлагал ему завязать с беготней в бронежилете, пройти курсы переподготовки и перевестись в городское полицейское управление. Валериан ответил ему: «Нет», как и отцу, и сейчас пытался вычислить, сколько в этом «нет» упрямства, а сколько – необходимости.
Размышления настолько захватили, что он не заметил, как закончилась проповедь. Очнулся оттого, что Элверд прикоснулся к его плечу.
– Поедете с нами? Мне обрадовать Бранта, сообщить, что хата уже пылает?
– Не могу дать ответ, – уклонился Валериан. – Жду, пока мне позвонят… еще ничего точно не знаю, извините.
Сияние Элверда немного потускнело. Улыбка исчезла.
– Если надумаете – сообщите. Идти недалеко. Калитка напротив.
Валериан твердо решил, что примет решение только после того, как посоветуется с отцом. Пусть поездку одобрит сам Хлебодарный, изъявив волю устами жреца. Ждать вечернего разговора пришлось довольно долго – отец вернулся не один, чаевничал на кухне с расстроенным омегой. Молодым, учившимся в одной школе с Валерианом. Это помогло отловить еще одну составляющую слова «нет». Отец-альфа умер, когда Валериану было десять. Сейчас, двадцать лет спустя, скорбь изрядно потускнела, уменьшилась до креста в обрамлении снопов на кладбище, вытерлась взрослой жизнью и служебными заботами. Осенило от воспоминания о днях, когда боль была еще остра. Слушая звяканье ложечек, негромкий стук чашек о блюдце и приглушенный разговор, Валериан понял, что отцовская паства ассоциируется у него со словом «ожидание». Ожидание под часовней, пока папа выйдет, ожидание под дверью кухни, пока изольет душу очередной страждущий. Отец был добр, его доброты хватало на многих, Валериану доставалось больше всех, но…