Тина
Шрифт:
– Ой, не спится сегодня Михаилу Андреевичу! Не обеляй его. Ты мне советуешь в развале страны винить законы исторического развития или недальновидное руководство? Вали на серого, так надежнее и зримее, – рассмеялась Инна.
– Может, очереди с порядковыми номерами на тыльных сторонах ладоней граждан, чтобы не стерлись, вспомнишь? Треть свободного от работы времени в них проводили, пытаясь «достать» пропитание. Не всем хватало. А сколько его теряли, гоняя по городу в поисках места, где «выбрасывали» предметы первой необходимости, допустим ботинки для детей.
Инна остановила Жанну предупредительным жестом и раздраженно заметила:
– Ты еще революцию семнадцатого года сюда же добавь. Время, когда в стране вообще ничего не уважалось и не имелось.
– Много чего Сталин навалял. Не было бы финской войны, не воевали бы финны за Гитлера. И Ленинградской блокады не допустили бы. Ведь мы с ними в друзьях ходили.
– Давай, переписывай всю историю. Если бы да кабы… В истории любых войн было масса ошибок и предательств. Я недолюбливаю американцев, но своих президентов и военачальников они не хают, молчком их ошибки исправляют. А нам только бы языками потрепать, – возмущенно отреагировала Аня на слова Жанны.
– А второй причиной развала нашей страны являлась тотальная сталинская ложь, – не унялась Жанна.
– Сейчас тоже жутко врут, – заметила Аня.
– История если и повторяется, то уже в форме фарса. Может, еще поговорим об агрессивной геополитике? Заклеймим ее, как когда-то клеймили капиталистов.
– Тогда шла война идеологий, – заметила Инна.
– А теперь – религий? – насмешливо спросила Аня.
– Оставь Бога в покое. Противостояние всегда найдет причину, открывающую новые перспективы преодоления… – возмутилась Жанна.
– Ой, девчонки, что-то я про депутата Иванова давно ничего не слышала, – словно только проснувшись, вдруг воскликнула Аня.
– Не убили и уже хорошо, – пошутила Инна.
– Увольте меня от подобного рода дискуссий. У меня на них аллергия, – взмолилась Жанна, ежась от неприятных ощущений.
– Не только о развале страны мы горюем. В СССР была социальная справедливость: бесплатное образование, детсады, квартиры, пенсии. А теперь все это у людей украли. Разве можно такое простить? Долго мы еще будем вспоминать наш социалистический рай, – серьезно подытожила Аня.
– Мы разбалованы социализмом, оттого не жизнестойки и не можем вписаться в новую жизнь. Ничего общего с ней не хотим иметь, – добавила Жанна. – А вот наши дети на самом деле «надорванное» поколение. В нынешней эпохе бесспорное историческое величие и несомненное убожество. Не последует ли закручивание гаек?
– Ты что? Демократия же, – удивилась Инна.
– Причем здесь лозунги, если прижмет...
– Не пугай тенями прошлого.
– Чем еще мы войдем в историю? Тем, что из плоскости действительности перейдем в пространство спекуляции историческими фактами?
– Так не впервой. Веселенькое времечко дает прикурить?
– Иное время, иное бремя.
– Бремя все то же. Ярмо на народных плечах.
– Всем нам память прошлых лет не дает
– Поживет еще старая гвардия, поучит. И мы еще кое на что сгодимся.
– Устами Инны говорит здравомыслие, – одобрительно заметила Жанна.
– Может, нам партию совести создать? – засмеялась Инна.
Женщины посмотрели на нее заинтригованно.
– Совесть, порядочность… Зачем политикам чистота нравов? У них честолюбие выше долга чести и добропорядочности. Эти качества нужны только простому люду. Может, ты веришь, что религия и мораль рука об руку идут? Даже высокопоставленным священникам не удается сохранить лицо. Не зря же их расстреливали еще во времена французской революции. И их новые игры не менее противны, чем старые, – тихо, словно только для себя, забормотала Аня.
– Опять ты всё в кучу… – поморщилась Инна.
– Увольте, не хочу я никаких партий. Все они, скрываясь за высокими или заскорузлыми советскими формулировками, скатываются к одному: к требованию подчинения, соблюдения субординации, к невозможности высказывания и отстаивания своего мнения и несогласия. Застоя в любой структуре не должно быть. А развитие всегда вызывает разногласия и разночтения, – мрачно высказалась Жанна.
– А может, ты дуешься на весь мир, потому что не сумела разбогатеть, – «наехала» на нее Инна.
Жанна только отмахнулась.
11
– Ради кого все это делалось? А на словах ставку делали на народ. Шоковая терапия экономики ценой миллионов людских трагедий? Павловская реформа, безработица, обнищание… Доведены до ручки. Так электорат захотел? А сами его ногами вперед… Не мешало бы им свериться с точкой зрения народа. Все недосуг? До наведения порядка надо успеть побольше наворовать? Москва и Питер жируют. Восемьдесят процентов всех денег страны там крутятся, а окраины… В селах брошенные девственно-пустынные земли, порушенные строения. От неверия и безысходности угар невежественности охватил большую часть молодежи. А равнодушие – бич… Позорище! И все это игрища политиков. С коммунизмом не получилось и с капитализмом пока не больно ладится. Вот и вызревает внутри обида. А как она подрезает крылья! – обреченно закончила Аня свой привычный нудно-обличительный монолог.
«Опять?!» – внутренне взвилась Лена.
– Или вызывает бешенство, готовое выплеснуться на первого, кто привлечет внимание, – насмешливо добавила Инна.
– Твоя правда – поддакнула Жанна. – История не знает прививок от повторения ошибок.
– Ты погрязла в мечтах. Капиталистическое общество за десять лет захотела выстроить?
– Освежи в памяти события прошлых лет. Вникни внимательней. Ведь как тяжело было после войны, но ведь отстроились, промышленность наладили, в космос полетели. Как ты находишь мою мысль? – жестко спросила Инна.