Тина
Шрифт:
– Я так не считаю. Мелкие обиды я быстро забываю хотя и помню, потому что память дает осторожность. Ожоги и предательства не прощаю. Не иду на перемирие, но и в месть не ухожу. Друг не должен обижать, а чужой может.
«Постарели, но друг к другу во время споров лучше относиться не стали», – вздохнула Лена.
Аня сказала напевно:
– А меня моя мечтательность всегда выручала. Погрузишься в фантазии и…
– Посмотришь по телеку «В мире животных» и будто сама побывала в экзотической стране. Счастья, счастья-то сколько!
Инна
– Потом точно хляби небесные над частниками разверзлись: сажать их стали за подпольную производственную деятельность и тем застолбили им горькое место в истории советской страны.
– От Ивана Грозного до наших дней те, что над нами, предпочитали террор любым другим методам управления народом, – заметила Инна.
– Наше партийное руководство считало: умели воровать, умейте и ответ держать. Тогда это соответствовало идеологии, – проворчала Аня.
– А теперь за то же самое на щит поднимают и усердно нахваливают. В селах так даже пытаются понемногу принуждать хозяйствовать, приучать к земле. Только это не тот путь, по которому стоит идти. От насилия теперь любой сбежит. От любви и желания надо плясать. Иначе венец будет не по челу. Здесь как раз тот самый случай, когда инициативу стоит самим проявлять… а не загонять. В нас раньше противоестественное отношение к частной собственности воспитывали? С позиции сегодняшнего дня они были не правы? Опровергни меня. Тебя ничего не смутило в моих рассуждениях?
– Некоторые – не будем указывать на них пальцем – вносят путаницу в умы сограждан своими инфантильными рассуждениями. – Это Инна уколола Жанну.
– А как же работа над ошибками для будущих поколений?
– К чему нам пустое разбирательство? Я отклоняю твое предложение. Надоело трепать языком.
– Это нечто! Благодать на тебя снизошла или помрачение? Не знаю чему и приписать... Это потрясает воображение. У меня гора с плеч свалилась. Ты уже не позиционируешь себя как оракула? Разрешишь мне самой развить свою мысль?
Взгляды Жанны и Ани обратились к Инне, но она
намеренно пропустила иронию Жанны мимо ушей.
«И что за птица эта Инка? Абсолютно непредсказуемая», – разочарованно подумала Жанна.
– Мы проснулись после дефолта, когда «заплакали» наши денежки. Тогда-то в противовес мгновенной потере и возник идеал мгновенной наживы. Один в один американцев повторяем, – сказа Аня. – Но мало кому блеснула удача. Слишком разнежили мы себя при социализме, отвыкли бороться. Старые застарелые привычки трудно поддаются ломке. Как тут отречешься от беспроблемной жизни? Отсюда очередной виток ностальгии.
– Ерунда все это, пустое. На смену старому все равно придет новое. Это закон развития цивилизации. Только какое оно… это новое? – вздохнула Жанна.
– Не вешайте носа. Не все еще потеряно. Наверстаем. Сполна свое получим, – рассмеялась Инна.
«Что получим?» – не поняла Аня ее иронии.
«Когда же выдохнутся мои «старушки
А Инна, глядя на усталое лицо подруги подумала: «Сегодня мы Лене «капитально» подпортили настроение. Надеюсь, завтра, после встречи со всем курсом в стенах университета и на базе отдыха, она забудет наше сегодняшнее нытье, получит массу положительной информации, а потом напишет о своих друзьях добрую, оптимистическую книгу, в которой мне будет отведено особое место. Или она пригласит нас как бы изнутри изучить свой мир? А может, попытается передать дух нынешнего времени?»
Люблю Ленину способность изучать людей «на молекулярном уровне». В жизни человек не совсем сам «пишет» свой роман. Его подталкивает судьба. А в создании произведения автор главный. В жизни нам не хватает обожания, «карменовских» буйств. Вот мы и ищем их, особенно если свое сердце не на месте… Но эмоции не сочинишь, их надо прочувствовать, прежде чем перенести на бумагу. А для этого талант нужен. Писатели – люди из космоса? Я опять фантазирую?..»
14
– …Россия меняется стремительно, но противоречиво.
– Что-то я не чувствую этой скорости.
– …Смею сказать, и к революции семнадцатого года отношение тоже поменялось. Оказывается, это всего-навсего был переворот. Хотя… бывает бунт маленький, а события разворачиваются мощные, непредсказуемые.
– Не выношу, когда так говорят. Принижают значимость.
– А что еще через сто лет скажут! О, Россия, моя заповедная, зачарованная моя Русь! Сколько веков тебе еще стоять, мир на планете охранять?
– …По телевизору нас пугают, что белого населения на земном шаре все меньше. Если даже мы начнем «выправлять» нашу демографию, все равно через пятьдесят лет некому будет оберегать наши границы, а через сто лет наше государство вообще может исчезнуть с лица земли, – осторожно сказала Жанна.
– А сколько раз тебе за последние пятнадцать лет конец света обещали? – отреагировала Инна.
– И все равно надо детей рожать и хорошо воспитывать, чтобы старики сиротами не оставались.
– Режим сменился, хотя ничто не предвещало.
Не было звонков судьбы.
– Были, но те, кто должны были услышать – прохлопали, проспали.
– Как всегда думали, что пронесет.
– Может, и к лучшему?
– Нас бы в хорошие руки.
– Так ведь уже.
– …А не упоминание о февральской революции?
– …А говорят, что народ – носитель памяти истории.
– По моему внутреннему убеждения народу преподносят информацию «соответственно оформленную и упакованную», – заметила Инна. – А вот глотать ее или нет – он сам должен решать.
– Много ли ты сама решала, хотя ты у нас с претензией на оригинальность?
– …На одно и то же художественное произведение в разные времена читатели реагируют неодинаково. Что было нормой жизни сто лет назад теперь отрицается.
– Если учесть, что даже зрители в первом ряду и на галерке по-разному реагируют на спектакль… что уж там говорить…