Тьма сгущается
Шрифт:
За спиной его стоял Тевфик. Хадджадж знал это, не оборачиваясь: скрип сандалий старика-домоправителя он узнал сразу. Верный слуга замер почтительно, ожидая, когда его заметят, и Хадджадж не стал заставлять его ждать.
– Что теперь, Тевфик? – спросил он, воспользовавшись поводом отвлечься от созерцания дождевых струй.
– Ну что ж, мальчик мой, опять крыша потекла, – с мрачным удовлетворением заявил слуга. – Я послал гонца в город за кровельщиками, если только по дороге парень не свернет шею в этой грязище.
– Благодарю, – отозвался Хадджадж. – Вот только стоит зарядить ливню, и крыши начинают протекать у всех, потому что никто не озаботится починять кровлю, пока светит солнце. Одни силы горние знают, когда у кровельщиков дойдет черед до нас.
– Уж надеюсь, что скоро, иначе у меня найдется что им сказать!– возмутился Тевфик. – Крыши могут протекать у всех, но не все министры иностранных дел Зувейзинского царства!
– Прочие отцы кланов ничем мне не уступают, – ответил Хадджадж. – А богатые купцы в городе живут ближе к мастерским кровельщиков, чем мы.
Тевфик фыркнул, демонстрируя полнейшее пренебрежение к притязаниям тех зувейзинских вельмож, кому не повезло заполучить его в слуги. Потом фыркнул еще раз, показывая, что притязания каких-то торгашей вообще не стоят внимания.
– Я знаю, что положено вам, господин, и кровельщикам, прах их побери, тоже лучше бы это усвоить, – прорычал он.
Спорить со старым домоправителем было бесполезно. Хадджадж сдался.
– Ну ладно. Стены хоть не размыло еще?
– Держатся, – с неохотой признал Тевфик. – Ветер не такой сильный, и свесы не дают воде поливать основание.
– Уж надеюсь! – воскликнул Хадджадж.
Дом его, как это обыкновенно делалось в Зувейзе, построен был из саманного кирпича, а тот от дождя мог размокнуть в глину. Всякий раз, когда в стране случалась буря с дождем, кто-нибудь погибал под развалинами рухнувшего жилища.
В комнату заглянула служанка.
– Простите, ваше превосходительство, – промолвила она с поклоном, – но генерал Икшид вызывает к хрусталику. Желает переговорить лично.
– Сам Икшид? Не его адъютант? – уточнил Хадджадж. Служанка кивнула. Министр поднял седеющую бровь. – Значит, какие-то неприятности. Поговорю с ним, конечно.
Поспешно войдя в комнату с хрустальным шаром, что располагалась рядом с библиотекой, министр запер за собою дверь. Еще не хватало, чтобы слуги подслушивали. В глубине кристалла маячило изображение генерала Икшида.
– Добрый день, ваше превосходительство! – приветствовал Хадджаджа старый солдат. – Не подмокли?
– Пока нет, – ответил Хадджадж. – Сейчас промокнуть легче, чем в те дни, когда мы встречались в последний раз – в пустыне на старой ункерлантской границе. Что случилось?
В противоположность личным встречам при беседах через хрустальный шар хорошим тоном считалось переходить прямо к делу.
– Лучше будет, – ответил Икшид, – если вы сами прибудете во дворец. Как бы не были совершенны наши защитные чары, никогда не знаешь, кто подслушивает дрожь эфира в твоем шаре.
Хадджадж задумался.
– Так плохо?
– Разве иначе я стал бы выгонять вас под дождь? – вопросом на вопрос ответил Икшид.
«Уж надеюсь. Если ты меня ради какой-нибудь мелочи вытащишь из дому, я тебе это припомню», – мысленно пообещал ему Хадджадж.
Икшид происходил из весьма влиятельного клана. Хадджадж знал его на протяжении добрых сорока лет и считал неплохим командиром. Но если новости его окажутся недостаточно важными, генерал все равно поплатится за это. А покуда…
Министр иностранных дел вздохнул.
– Еду.
– Хорошо.
Изображение Икшида исчезло во вспышке света, и хрустальный шар вновь обернулся прозрачной каменной глыбой.
Узнав, что Хадджадж намерен покинуть дом во время ливня, Тевфик завизжал почище ошпаренной кошки.
– Ты сойдешь в могилу, мальчик мой, от легочной лихорадки! – причитал он, и, обнаружив, что Хадджадж не намерен уступать, долго стоял под дождем нагой, как положено зувейзину, наставляя кучера, чтобы тот доставил министра во дворец и обратно целехоньким. То, что он и сам может слечь с пневмонией, старому слуге в голову не приходило.
Дорога заняла больше времени, чем хотелось бы Хадджаджу, – обычно выжженная солнцем, она превратилась в вязкое болото, и даже в пределах города, по мостовым, карета ехала небыстро. На скользком от дождя булыжнике телеги легко заносило, и несколько пробок на бойких перекрестках рассосутся еще не скоро.
В конце концов, прикрывшись зонтиком – в обычные дни защищавшим от солнца, – министр сумел добежать от кареты до дворцовых ворот. Несколько лакеев при виде его вскркинули изумленно.
По извилистым коридорам дворца Хадджадж добрался до крыла военного министерства, в кабинет генерала Икшида. На пути ему встретилось несколько горшков, куда капала с потолка вода, – даже царская крыша страдала от зимних ливней. Потом министру пришлось вытерпеть предписанное обычаем угощение – чай, печенье и финиковое вино, – прежде чем он смог, наконец, поинтересоваться:
– Так о чем, генерал, вы опасались сообщить мне посредством хрустального шара?
Икшид разом посерьезнел.
– Альгарвейцы начали отступление от Котбуса.
– Да ну? – пробормотал Хадджадж, чувствуя, как в животе у него поселяется ункерлантская зима.
– Насколько это скверно? – спросил он, пытаясь взять себя в руки.
– Хорошего мало, ваше превосходительство, – ответил генерал. Как большинство зувейзинских солдат, он поддерживал союз с Альгарве сердечней, нежели министр, который видел необходимость подобного альянса, но не находил в нем утешения, полагая подданных короля Мезенцио столь же скверным племенем, что и подданных конунга Свеммеля.