Тьма сгущается
Шрифт:
– Но по порядку. – Ратарь принялся было расхаживать по кабинету, но тут же остановился: что ж это он – подражать конунгу вздумал? Запустить вновь эшелон мыслей ему удалось не сразу. – Мы должны оттеснить рыжиков как можно дальше от столицы – тогда им сложней будет обойтись с нами, как только что с Куусамо. Кроме того, мы должны удержать коридор на Глогау и отбить по возможности большую часть герцогства Грельц – это если мы не хотим голодать в будущем году, понятное дело.
– Совершенно верно, – поддержал Меровек, и, будучи немного придворным, добавил: – Чем большую часть
– Верно, – согласился Ратарь. – Альгарвейцы могли бы причинить нам больше горя, если бы назначили королем Грельца кого-то из местных дворян-предателей, а не королевского родича. Едва ли крестьяне захотят кланяться альгарвейцу, хоть тот и нацепил на башку золотой венец.
После Войны близнецов, после страшных лет царствования Свеммеля, маршал опасался, что крестьяне и горожане Ункерланта станут приветствовать альгарвейцев как освободителей. Некоторые так и поступали – но их, полагал маршал, было бы куда больше, если бы рыжики не показали с предельной ясностью, что пришли как завоеватели.
– Если враг совершает ошибки, нам стоит воспользоваться ими, – промолвил он. – Слишком мало было таких ошибок. Зато слишком часто ошибались мы.
Никто из придворных Свеммеля не осмелился бы заявить подобное. Меровек глянул на Ратаря с ужасом.
– Будьте осторожны, господин мой маршал, – предупредил он. – Если ваши слова дойдут до ушей конунга, он или обвинит вас во всех бедах, или решит, что вы обвинили его.
С точки зрения Ратаря, и то, и другое будет одинаково прискорбно. Коротко кивнув в знак признательности, он вернулся к себе в кабинет и снова глянул на карту. Контратака в Грельце уже разворачивалась полным ходом. Он присмотрелся к расположению своих частей. К северо-востоку от Котбуса тоже открывалась возможность для наступления, которое не позволит альгарвейцам перебросить достаточно сил на юг. Он снова кивнул, потом подозвал Меровека и принялся диктовать приказы.
Повышение – незначительное, но все же – догнало наконец Леудаста. Теперь он официально считался сержантом. А командовал ротой – иначе сказать, горсткой таких же, как он сам, ветеранов, разбавленной новобранцами, которых трудно было назвать зелеными, потому что неделя в окопах любого превращала в грязного разбойника.
Леудасту порой интересно становилось, многими ли ротами в войске конунга Свеммеля командуют сержанты. Должно быть, очень многими – или он чернозадый зувейзин. Но гораздо интересней ему было, когда же ему жалованье выдавать станут по новому чину. Ждать можно было долго.
Вспомнив о деньгах, он рассмеялся про себя. На что ему деньги на передовой – в кости играть, что ли? Потратить их не на что, потому как купить нечего. А об увольнении и мечтать нечего. В нынешние времена на фронт отправляли каждого, кто способен удержать в руках жезл.
Но впервые с начала войны против Альгарве ункерлантские войска наступали. Леудаст готов был вопить от радости всякий раз, когда с неба сыпался снег или стынущий на лету дождь, даже если непогоду приходилось пережидать в окопах.
Где-то неподалеку начали рваться ядра. Альгарвейцы, что окопались в деревне к северо-востоку от позиций, занятых ротой Леудаста, не собирались сдаваться без боя. Ядрометов у них хватало, упорных бойцов – тоже. Послышались крики раненых. Леудаст поцокал языком. Пускай альгарвейцы отступали – они продолжали брать с противника дань кровью.
Волоча ноги по сугробам, к Леудасту подошел капитан Хаварт. Начинал капитан с того, что командовал той ротой, что сейчас находилась под водительством сержанта. А сам он нынче вел в бой добрую бригаду. Его вообще не повышали в чине: он так и выполнял обязанности старшего офицера на капитанском жалованье.
И забывчив он стал как генерал.
– Привет, Магнульф, – бросил он походя.
– Магнульф погиб, – отозвался Леудаст.
Если бы он тогда высунулся из воронки вместо своего сержанта, разрыв снес бы ему полголовы. «Повезло, – мелькнуло у него в голове. – Просто повезло».
– Я Леудаст.
– Ну да, верно… – Хаварт содрал с головы ушанку и пару раз хлопнул себя по затылку. – А я, видно, Марвефа, фея весенней листвы!
– Ничуть не удивлюсь, сударь, – ехидно заметил Леудаст. – Очень похожи!
Хаварт заржал, покачнувшись на каблуках. Хороший он был командир и ошибался нечасто.
– Что теперь? – спросил Леудаст.
Хаварт указал вперед, на деревушку, откуда альгарвейцы продолжали метать ядра в сторону противника.
– Завтра утром мы вышвырнем их из Мидлума, – объявил он. – Предполагается, что атаку поддержат бегемоты, но наступать будем в любом случае.
– Так точно, сударь! – покорно отозвался Леудаст и, не выдержав, добавил: – Если бегемотов не будет, в сугробах на околице этого Мидлума немало наших ребят поляжет.
– Знаю, – с той же обреченностью произнес Хаварт. – Но приказ нам дан именно такой, и я его исполню. Даже погибнув, мы послужим державе.
– Хайль, – бросил Леудаст без всякой радости.
Обыкновенно Хаварт посмеялся бы вместе с ним и согласился б, но сейчас капитан покачал головой.
– Хочешь или нет, а это правда. В Грельце мы делаем все, чтобы оттеснить рыжиков, и наша атака здесь – мы не единственные завтра идем в бой – не позволит им перебросить туда подкрепления.
– Понял, сударь, – ответил Леудаст. – Как помру – буду знать, что погиб не напрасно.
– Ага, потому что я тебя кирпичом по башке тресну, – рассмеялся капитан Хаварт и хлопнул Леудаста по спине. – Готовь людей, сержант. Атакуем перед рассветом, с бегемотами или без.
– Так точно, капитан!
На бегемотов Леудаст не рассчитывал. В этом убеждал его весь ход войны. Бегемотов не хватало всегда; слишком мало их было для столь растянутого фронта. К штурму Мидлума сержант готовил свою роту, не полагаясь на поддержку огромных зверей. Впервые он порадовался, что ветеранов под его началом осталось не более горстки: новобранцы пойдут вперед, не осознавая, как мало их доберется хотя бы до околицы.