Тьмать

Вознесенский Андрей Андреевич

ЗBЕЗДА НАД МИХАЙЛОBСКИМ

Поэт не имеет опалы,спокоен к награде любой.Звезда не имеет оправыни чёрной, ни золотой.Звезду не убить каменюгами,ни точным прицелом наград.Он примет удар камер-юнкерства,посетует, что маловат.Важны ни хула или слава,а есть в нём музыка иль нет.Опальны земные державы,когда отвернётся поэт.1978

ЧЁРНАЯ БЕРЁЗА

Лягу навзничь – или это нервы?От земного сильного огнятень моя, отброшенная в небо,наклонившись, смотрит на меня.Молодая чёрная берёза!Видно, в Новой Англии росла.И её излюбленная поза —наклоняться и глядеть в глаза.Холмам Нового Иерусалимахолмы Новой Англии близки.Белыми церковками над нимипамять завязала узелки.В чёрную берёзовую

рощузаходил я ровно год назади с одной, отбившейся от прочих,говорил – и вот вам результат.Что сказал? «Небесная бесовка,вам привет от северных сестёр…»Но она спокойно и бессонно,не ответив, надо мной растёт.1979

ИМЕНА

Да какой же ты русский,раз не любишь стихи?!Тебе люди – гнилушки,а они – светляки.Да какой же ты узкий,если сердцем не браткаждой песне нерусской,где глаголы болят…Неужели с пелёнокне бывал ты влюблёнв родословный рифмовникотчеств после имён?Словно вздох миллионныйповенчал имена:Марья Илларионовна,Злата Юрьевна.Ты, робея, окликнешьиз имён времена,словно вызовешь Китежиз глубин Ильменя.Словно горе с надеждойпозовёт из окнаколокольно-нездешне:Ольга Игоревна.Эти святцы-поэмывслух слагала родня,словно жемчуг семейныйзавещав в имена.Что за музыка стонаотразила судьбу:и семью, и историювывозить на горбу?Словно в анестезииот хрустального снаимя – АнастасияНиколаевна…1979

НЕBЕЗУХА

Друг мой, настала пора невезения,глядь, невезуха,за занавесками бумазейными —глухо.Были бы битвы, злобные гении,был бы Везувий —нет, вазелинное невезение,шваль, невезуха.На стадионах губит горячка,губят фальстарты —не ожидать же год на карачках,сам себе статуя.Видно, эпоха чёрного юмора,серого эха.Не обижаюсь. И не подумаю.Дохну от смеха.Ходит по дому моё невезение,в патлах, по стенке.Ну полетала бы, что ли, на венике,вытаращив зенки!Кто же обидел тебя, невезение,что ты из смирной,бросив людские углы и семейные,стала всемирной?Что за такая в сердце разруха,мстящая людям?Я не покину тебя, невезуха.В людях побудем.Вдруг, я увижу, как ты красива!Как ты взглянула,косу завязывая резинкойвместо микстуры…Как хорошо среди благополучных!Только там тесно.Как хороши у людей невезучихтихие песни!1979

* * *

Соскучился. Как я соскучилсяпо сбивчивым твоим рассказам.Какая наша жизнь лоскутная!Сбежимся – разбежимся сразу.В дни, когда мы с тобой развёрстаны,как крестик ставит заключённый,я над стихами ставлю звёздочки —скоро не хватит небосклона!Ты называешь их коньячными…Они же – попаданий скученностьпо нам палящих автоматчиков.Шмаляют так – что не соскучишься!Но больше я всего соскучилсяпо краю глаза, где смешливотвой свет проглядывает лучикомв незагоревшую морщинку.1979

* * *

Я снова в детстве погостил,где разорённый монастырьстоит, как вскинутый костыль.Мы знали, как живёт змеяи пионервожатая —лесные бесы бытия!Мы лакомством считали жмых,гранаты крали для шутих,носами шмыг – и в пруд бултых!.И ловит новая ордамою монетку из пруда,чтоб не вернуться мне сюда.1979

ТАРКОBСКИЙ НА BОРОТАХ

Стоит белый свитер в воротах.Тринадцатилетний Андрей.Бей, урка дворовый,бутцей ворованной,по белому свитерубей —по интеллигентской породе!В одни ворота игра.За то, что напялился белой воронойв мазутную грязь двора.Бей белые свитера!Мазила!За то, что мазила, бей!Пускай простирает Джульетта Мазина.Сдай свитер в абстрактный музей.Бей, детство двора,за домашнюю рвотину,что с детства твой свет погорел,за то, что ты знаешьширокую родинупо ласкам блатных лагерей.Бей щёткой, бей пыром,бей хором, бей миромвсех «хоров» и «отлов» – зубрил,бей по непонятному ориентиру.Не гол – человека забил,за то, что дороги в стране развезло,что в пьяном зачат грехе,что, мяч ожидая,вратарь назлостоит к тебе буквой «х».С великою темью смешон поединок.Но белое пятнышко,муть,бросается в ноги,с усталых ботиноквсю грязь принимая на грудь.Передо мной блеснуло азартной фиксойпотное лицо Шки. Дело шло к финалу.Подошвы двор вытер о белый свитер.– Андрюха! Борьба за тебя.– Ты был к нам жестокий,не стал шестёркой,не дал нам забить себя.Да вы же убьёте его, суки!Темнеет, темнеет окрест.И бывшие белые ноги и рукилетят, как Андреевский крест.Да они и правда убьют его! Я переглянулсяс корешом – тот понимает меня,и мы выбиваем мяч на проезжуючасть переулка, под грузовики. Мячикиспускает дух. Совсем стемнело.Когда уходил он,зажавши кашель,двор понял, какой он больной.Он шёл,обернувшись к темени нашейнезапятнанной белой спиной.…Андрюша, в Парижеты вспомнишь ту жижув поспешной могиле чужой.Ты вспомнишь не урок —Щипок-переулок.А вдруг прилетишь домой?Прости, если поздно. Лежи, если рано.Не знаем твоих тревог.Пока ж над страной трепещут экраны,как распятый твой свитерок.1979

МОНОЛОГ BЕКА

Приближается век мой к закату —ваш, мои отрицатели, век.На стол карты!У вас века другого нет.Пока думали очевидцы:принимать его или как? —век мой, в сущности, осуществилсяи стоит, как кирпич, в веках.Называйте его уродливым.Шлите жалобы на Творца.На дворе двадцатые годы —не с начала, так от конца.Историческая симметрия.Свет рассветный – закатный снег.Человечья доля смиренная —быть как век.Помню, вышел сквозь лёт утиныйинженера русского сыниз Ворот Золотых Владимира.Посмотрите, что стало с ним.Бейте века во мне пороки,как за горести бытиядикари дубасили Бога.Специален Бог для битья.Века Пушкина и Пуччинимой не старше и не новей.Согласитесь, при Кампучии —мучительней соловей.В схватке века с активной теменьюкаков век, таков и поэт.Любимые современники,у вас века другого нет……Изучать будут век мой в школах,пока будет земля землёй,я не знаю, конечно, сколько,но одно понимаю – мой.1979

СBЕТ ДРУГА

Я друга жду. Ворота отворил,зажёг фонарь под скосами перил.Я друга жду. Глухие времена.Жизнь ожиданием озарена.Он жмёт по окружной как на пожар,как я в его невзгоды приезжал.Приедет. Над сараями сосназаранее освещена.Бежит, фосфоресцируя, кобель.Ты друг? Но у тебя – своих скорбей…Чужие фары сгрудят темноту —я друга жду.Сказал – приедет после девяти.По всей округе смотрят детектив.Зайдёт вражда. Я выгоню вражду —я друга жду.Проходят годы – Германа всё нет.Из всей природы вырубают свет.Увидимся в раю или аду.Я друга жду, всю жизнь я друга жду!Сказал – приедет после девяти.Судьба, обереги его в пути.1979

МУЛАТКА

Рыдайте, кабацкие скрипки и арфы,над чёрною астрой с причёскою «афро»,что в баре уснула, повиснув на друге,и стало ей плохо на все его брюки.Он нёс её, спящую, в туалеты.Он думал: «Нет твари отравнее этой!»На кафеле корчилось и темнелоналитое сном виноградное тело.«О, освободись!.. Я стою на коленях,целую плечо твоё в мокром батисте.Отдай мне своё естество откровенно,освободись же, освободись же,от яви, что мутит, от тайны, что мучит,от музыки, рвущейся сверху бесстыже,от жизни, промчавшейся и неминучей,освободись же, освободись же,освободись, непробудная женщина,тебя омываю, как детство и роды,ты, может, единственное естественное —поступок свободы и воды заботы,в колечках причёски вода западает,как в чёрных оправах напрасные линзы,подарок мой лишний, напрасный подарок,освободись же, освободись же,освободи мои годы от скверны,что пострашней, чем животная жижав клоаке подземной, спящей царевной,освободи же, освободи же…»Несло разговорами пошлыми с лестницы.И не было тела светлей и роднее,чем эта под кран наклонённая шеяс прилипшим мерцающим полумесяцем.1979