«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается
Шрифт:
— Не веришь — спроси у Вилсона. — Валлия чувствовала себя обиженной. — Он сам был ошарашен. Ей- богу!
— Мне это дело не нравится, — задумчиво сказал Цепуритис. — На хозяина нашло вдруг сострадание… Кто знает, что это за остров.
— Я знаю! — воскликнул Август. — Когда тайфуном поломало мачты у таинственного корабля, его туда выбросило на берег. И тамошние испанцы еще хотели забрать в плен команду. А капитан тогда…
— Не трепись! — осадил его Цепуритис. — Ребята, вы понимаете? Остров
— Ну и что с того?
— Дрезинь в Испании сражался с франкистами. На испанском острове его ждет смерть.
Высадить Дрезиня на острове Хуана — таков план Парупа. Квиесис внял совету. Но этого недостаточно. Необходимо оградить себя от всевозможных случайностей.
Паруп отправился к старшему механику. В каюте Свадрупа царил беспорядок. На полу валялись ботинки, ночные туфли, грязный комбинезон, окурки. Дверца шкафа была распахнута настежь и в такт качке билась о переборку. На вешалке моталась форма офицера морских айзсаргов.
Свадруп пил редко — только с горя или на радостях. Поимка коммуниста была для него праздником, который нельзя не отметить.
Когда Паруп разбудил механика, тот, еще совсем хмельной, испуганно вскочил.
— Лежите, лежите, — махнул рукой Паруп. — Стоять должна бутылка, а те, кто пьет, могут и полежать! Скажите, Свадруп, вы меня, наверное, считаете последним пропойцей, признайтесь!
— Если нутро выдерживает и есть три дома, отчего человеку не потешить себя, — брезгливо проворчал Свадруп.
— Оставьте мои дома в покое! Если я пью, то знаю почему. У нас в политическом управлении ничего не делается ради одного удовольствия, — начальственным тоном сказал Паруп.
— Вы… в политическом управлении?
— Так точно! Вы айзсарг, поэтому я могу вам открыться.
Свадруп вскочил.
— Извините, господин Паруп, но я просто никак не думал… На меня можете положиться во всем!
— Потому я и пришел к вам, Свадруп. Нам надо держаться вместе. На судне назревают серьезные события.
— На судне?
— Не перебивайте. Мы подойдем к острову Хуана, где этого коммуниста ждет расправа.
— Приятно слышать.
— Вам-то да, но кое-кому это может и не понравиться. Например, Цепуритису.
— Я давно говорил, что Цепуритис красный.
— Теперь — смотрите в оба! Если заметите что-либо подозрительное, немедленно ко мне. Если у меня будут какие-нибудь распоряжения…
— Вам только стоит приказать, господин Паруп.
— Хорошо… Скажите, Свадруп, на судне есть оружие?
— Шесть револьверов для офицеров. В оружейном шкафу.
— Значит, с моим будет семь… Вполне достаточно! А у кого ключ от шкафа? У капитана?
— У меня.
— Тогда все в порядке. Храните его как зеницу ока! И о нашем разговоре никому ни слова.
— Так точно, господин Паруп! Можете не сомневаться.
Когда ветер с воем ворвался в штурманскую рубку, Нордэкис недоуменно обернулся. Неужели Карклинь явился раньше времени?
В двери стоял капитан. На нем была поношенная вязаная телогрейка, под мышкой он держал шерстяное одеяло.
— Дует, — удовлетворенно заметил Вилсон.
— Дует, господин капитан, — подтвердил Нордэкис. — Пожалуй, баллов десять. Разрешите спросить, что обещают на сегодняшнюю ночь?
— У этого окаянного радиоспеца что-то стряслось с его механикой. — Капитан бросил одеяло на узкую кожаную софу и тяжело сел, раскинув ноги. — Да ничего страшного не будет, барометр подымается.
— А все-таки хотите ночевать здесь? Разрешите заметить, господин капитан, не лучше ли будет в каюте? Вас разбудят при малейшей…
— Черт подери вас всех! — вскричал капитан. — Что вы тут командуете, Нордэкис? С какой стати все раскомандовались? Почему на этом проклятом судне я не могу спать где хочу? Если вам больше нравится общество Квиесиса, Парупа и Свадрупа, можете сойти в кают-компанию. Я останусь здесь.
Нордэкис не отвечал. Сколько еще осталось до конца вахты? Он взглянул на часы.
— Пожалуйста, — обратился Нордэкис к матросу, — посмотрите, сколько на лаге!
Он вышел из рубки вместе с матросом. Ветер ухватил его за тужурку и принялся заталкивать обратно в рубку. Нордэкис не поддавался. Прижавшись к металлическому трапу, долез до главного компаса. Брезентовый чехол был сорван, но лампочка горела. При ее свете он взял отсчет курса «Тобаго». Вынул затычку из переговорной трубы.
— Сколько на румбе? — и прижался ухом к раструбу.
Рев шторма заглушил ответ рулевого. Нордэкис сделал еще одну попытку уточнить курс, потом махнул рукой. Поглядел на ходовые огни. Зеленый? Горит. Красный? Тоже. Палуба тонула во тьме, однако сверху хорошо были видны ее черные обводы на фоне вспененного океана.
Спустившись вниз, Нордэкис с трудом открыл дверь. Когда переступил через порог, она с треском захлопнулась. В полумраке тускло светилась картушка компаса, тлела папироса капитана.
— Дует? — сонно спросил тот.
— Дует, господин капитан. — И Нордэкис раскрыл вахтенный журнал, чтобы произвести очередные записи. Вскоре он поднял голову. — С попутным ветром делаем до четырнадцати узлов.
— Четырнадцать? — Капитан подошел к столу и склонился над картой. Он что-то высчитывал с циркулем и линейкой в руках. — Держать на два румба левее.
— Два румба левее! — скомандовал Нордэкис.
— Два румба левее, — повторил рулевой. — Есть два румба левее.