«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается
Шрифт:
Дрезинь улыбнулся и принялся за бритье.
Алиса спала глубоким сном. Шторм и события прошедшей ночи измотали ее, и она повалилась на койку, даже не в силах стянуть с себя мокрую одежду. Так же после изнурительной вахты спали матросы — люди, которых она сегодня ночью впервые назвала товарищами. Алиса спала и счастливо улыбалась во сне.
Пробили склянки. Алиса открыла глаза. Какой беспорядок в каюте! Руки Алисы уже потянулись к кнопке звонка — пусть придет Валлия со щеткой и тряпками… Нет, она приберет сама. Это и будет началом новой жизни. Что бы ни ждало ее впереди — радости или горести, а справляться с ними ей предстоит самой. И прежде всего надо разделаться со старым.
Поджав губы, Алиса без стука решительно вошла в каюту Квиесиса. Вошла и опешила. В каюте царил такой же хаос, как и у нее. В кресле у окна, по-барски закинув ногу на ногу, сидел Август и что-то читал.
— Где отец?
Август смутился. Он ведь тоже был причастен к тому, что произошло. Хотя можно считать, что Квиесис еще легко отделался: в романах взбунтовавшаяся команда просто выбрасывает судовладельцев за борт акулам. Но с другой стороны, Алиса славная девушка, и Квиесис ее отец…
— Что с отцом, я вас спрашиваю.
— Ничего страшного. Господин Квиесис в шкиперской…
— Понимаю. В общем, ничего не изменилось. Были господами одни, теперь стали другие — вот и вся разница…
В первый момент Алиса даже не узнала Дрезиня. Чистый комбинезон. Гладко выбритое лицо помолодело и точно озарилось внутренним светом. «Оно и понятно: победитель!» — с горечью подумала Алиса.
Дрезинь протянул руку и шагнул к ней.
— Видишь, ради тебя я расстался с бородой… Как же мне отблагодарить тебя, Алиса?
— Отблагодарить? — горько усмехнулась она. — Я для вас… А вы сажаете отца под замок. Я еще понимаю — Парупа! Он заслужил…
— И Квиесис под замком?
— Да. Ведь он, как бы там ни было, мой отец. Свобода… я представляла ее несколько иначе… Неужели свобода для одних всегда за счет неволи других?..
А он-то думал, что может спать спокойно. Какой из него комиссар, если он даже не знает, что происходит на судне!
— Это больше не повторится!
И он имел в виду не арест Квиесиса, а все, что может случиться, если он будет безмятежно спать. В борьбе за корабль опасны не только враги. Опасны и друзья, превратно понимающие, что такое свобода.
Когда Квиесиса выпустили, он долго стоял на пороге и мигал глазами, пока привык к яркому дневному свету. Потом, так же как с дневным светом, свыкся со своим новым положением на судне. Постаревший, осунувшийся, долго еще благодарил он Дрезиня тихим дрожащим голосом:
— Я понимаю, понимаю, власть меняется… Правильно, надо было прочистить мне мозги. Я теперь многое передумал, по-новому стал смотреть… А своей каютой я могу пользоваться? Или вы займете ее как комиссар корабля? До Сантаринга я могу и в салоне спать. Мы ведь идем в Сантаринг, не так ли?..
«Мы ведь идем в Сантаринг, не так ли?» — все еще звучало в ушах Дрезиня, когда он вышел на палубу. Свирепые пенные гребни исчезли, точно солнце растопило снежные верхушки валов. Но валы еще зыбились вокруг корабля, тяжелые, мутно-зеленые. Ждали подходящей минуты, чтобы вновь обрушиться на палубу. Вглядываясь в океан, Дрезинь продолжал думать о Квиесисе.
Раздумья эти прервало появление озабоченного Цепуритиса.
— Ну что?
— Свадрупу заступать на вахту, а он отказывается.
— Без него обойтись можно?
— С грехом пополам.
— Тогда лучше, чтобы он вообще не совался в машинное отделение. А если передумает, то приглядывайте за ним.
Цепуритис недоуменно покачал головой.
— Что же остальные станут делать, если Свадрупу можно без дела ошиваться? Галениек только того и ждет…
— За ребят не беспокойся. Потом поговорим с ними.
— Но уж к капитану ты, Павил, сразу сходи. Старик чертом глядит.
Дрезинь направился на капитанский мостик. Чем выше он поднимался, тем сложнее казалась ему его задача. Впервые он окинул взором сразу все судно. В нем же добрых сто метров длины! Трубы, вентиляторы и спасательные шлюпки, лебедки и прочие непонятные механизмы. Плавучий дом стоимостью в несколько миллионов. Его обязательно нужно сберечь для родины!
У штурвала, который Дрезинь представлял себе гораздо большим по размерам, стоял Зигис. Лоб юноши лоснился от пота. Все новые и новые капельки собирались над бровями. Чтобы повернуть штурвал, не требуется почти никакого усилия, именно потому и трудно удержать судно на курсе. Штурман Карклинь, иронически щурясь, поглядывал, как пыхтит паренек.
— Правее, еще правее! — командовал он. — Ты что, малый, думаешь, если руль взяли коммунисты, так правь только влево?
Вилсон стоял у окна и смотрел на волнующийся океан. Дрезинь видел только спину капитана. Спина сутулилась, серая фуфайка собралась в складки, точно лоб, сморщенный от забот.
Дрезинь поздоровался.
— Привет! — весело откликнулся Зигис и тут же вновь прильнул глазами к компасу. Но поздно — корабль успел отклониться от курса.
Слава богу, обошлось без окрика: Карклиню подвернулся новый повод для иронии.
— Здравствуйте, товарищ комиссар! Как поживает товарищ Алиса?
Вилсон не ответил на приветствие и даже не повернулся.
— Товарищ капитан, я хочу от имени всей команды поблагодарить вас за ваше решение, — начал Дрезинь.
Вилсон молчал.
— Нам надо бы обсудить дальнейший курс… Вилсон не выдержал и круто повернулся к нему.
— Со мной? Ушам не верю! А вот когда господина Квиесиса под замок сажали, так это вы не обсуждали! То, что он был хозяином здесь, — еще не преступление, дьявол вас разрази! И я бы другому не подарил, привали мне от отца такое наследство… По мне, пусть он хоть трижды капиталист! Для капитана он — пассажир.
— Это произошло без моего ведома. Квиесис уже выпущен…