«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается
Шрифт:
— Останется? Или опять новая тактика? — Консул настолько изумлен, что даже не парирует грубость. — Вы ведь сказали, что его освободят забастовщики.
— Именно поэтому он будет вынужден остаться.
— Я все еще ни черта не понимаю, — хватается за голову консул.
— А вы подумайте, консул, подумайте…
Нора спешит. Истрачено столько времени на бесплодные поиски отца. Ни в префектуре, ни дома его не оказалось. Когда наконец удалось напасть на след, оказалось, он занят переговорами с судовладельцами. И никто не мог сказать, как долго затянется церемония подписания нового договора. И девушка решилась действовать самостоятельно. А кто ей запретит пойти на советское судно — в особенности теперь, когда забастовка подошла вроде бы к концу?! Жаль только, что она не отправилась туда сразу…
Она прибавляет шагу и, выйдя на набережную, не замечает человека в надвинутой на лоб шляпе, который сидит с удочкой в тени элеватора. На лодочных мостках стоит малый в брюках гольф и время от времени безразлично покидывает в воду камешки. Нора не смотрит по сторонам — чувство долга и надежда выручить Тайминя гонят ее вперед. Хоть бы поскорей успеть все рассказать капитану!
Вдруг Нора останавливается как вкопанная. В первый момент она даже не понимает, в чем дело, только ощущает пугающую пустоту. Постепенно до сознания доходит неоспоримый факт: «Советской Латвии» нет. И тотчас сам собой напрашивается горький вывод — товарищи Тайминя покинули его… Нора озирается по сторонам, словно в поисках опоры для своей рушащейся веры. Взгляд ее бесцельно блуждает по свинцово-серым водам, скользит по темному силуэту, уходит вдаль и возвращается опять к нему. Сомнений нет, на якоре стоит судно. И словно теплая волна перетапливает ледяное отчаяние в надежду, которая скоро превращается в уверенность: да, это «Советская Латвия». Вон светлая четырехэтажная надстройка с антенной радиолокатора, вздернутый форштевень. Советские моряки ждут своего штурмана или во всяком случае какой-то весточки от него. Весточки, которую Нора может доставить хоть сейчас.
Долго не раздумывая, девушка подбегает к мосткам, где городские рыболовы держат свои лодки. Первая с краю принадлежит дядюшке Петеру, ею можно бы воспользоваться, но, как назло, нет весел. Следующая тоже отпадает — старый скряга Транзис наверняка запер ее на два замка. И тут Нора замечает парня в брюках гольф. Где-то она его видела, и совсем недавно. Это же тот сторож, который впустил тогда в усадьбу бандита с радиоприемником! Предчувствие опасности заставляет девушку отступить. Теперь несколько минут дела не решают, главное — вообще хоть каким-то образом попасть на корабль. Самой ей это сделать не удастся, надо позвать Густава, пусть подвезет на своем катере. Нора круто поворачивается и, прежде чем парень в гольфах успевает ее задержать, скрывается в узком проходе.
Давно не видал такого праздника кабачок «Спасение моряка». Тут собрались все лоцманы города — случай вообще немыслимый при нормальной работе. «Закрытый вечер» — написано на небольшой табличке, повешенной на дверь. И действительно, случайному посетителю не нашлось бы места, где сесть. Столы сдвинуты вместе, горят все лампы, но даже их яркий свет не в силах рассеять дымовую завесу, подымающуюся от десятков трубок, сигар и сигарет.
Сдвигаются разом тяжелые пивные кружки, пенистое питье переливается через край.
— Нашему Берлингу — ура! — провозглашает Хеллер, дирижируя своей кружкой. — Упорство Берлинга победило.
Вздымаются кружки. Встает Берлинг.
— Берлинг в этом деле никаких особых заслуг не имеет. Выпьем, товарищи, за храбрость и выдержку, за лучшие качества моряков! И за всех, кто поддержал нас в этой борьбе!
— Ура! — подхватывает тост Хеллер.
Отчего не пошуметь, празднуя такую блестящую победу? Вновь дружно подымаются кружки, лоцманы кричат «ура!».
— Вот, товарищи! — стучит кружкой по столу Хеллер, чтобы привлечь к себе внимание. — Послушайте же?
— Слушайте! Слушайте! — помогают ему лоцманы. — Пусть Хеллер говорит.
— Так вот, товарищи, — обращается ко всем Хеллер, — многие из нас знают штурмана с «Советской Латвии» Аугуста Тайминя.
— Того, что работал с Берлингом? Помним, — согласно кивает седой лоцман.
— Знаем, знаем Тайминя! — слышится со всех сторон. — Еще бы, как не знать!
Берлинг пристально изучает Хеллера. Пока он еще не догадывается, что у старика на уме, но чутье подсказывает: будь начеку!
— Он, конечно, не член нашего профессионального объединения, — продолжает Хеллер, когда устанавливается тишина. — Но все моряки всегда были и остаются братьями.
— Яснее давай, Хеллер! — теряет терпение Берлинг. — Чего резину тянешь?
— Сейчас все будет ясно как божий день! — кричит Хеллер. — Неизвестные негодяи похитили Тайминя. Это была провокация, направленная против нас, против нашей забастовки! Аугуст Тайминь пострадал из-за нас! Прав был товарищ Берлинг — мужество и выдержка Аугуста Тайминя помогли нам одержать эту блестящую победу. И будет только справедливо, если мы, в свою очередь, выручим Тайминя. Я, старый Хеллер, весь свой век стоял за правду. Вы меня знаете! И я вам говорю; мы должны выручить Тайминя!
— Неужто Хеллер и впрямь становится человеком? — наклонясь к уху Берлинга, спрашивает Густав.
Берлинг молчит. Слишком еще смутны его подозрения, чтобы их было можно обосновать. Тем более нельзя их высказывать вслух.
— Да говори же, как мы можем ему помочь?.. — шумят лоцманы.
— Очень просто! По матросскому обычаю! — говорит Хеллер. — Нора узнала, где они его прячут. Освободим его своими моряцкими кулаками и доставим на советский пароход!
— Стоящее предложение! — соглашается седой лоцман.
— Молодец, Хеллер!.. Здорово!.. Правильно!.. — поддерживают и другие.
— Ей-богу, стал человеком, — говорит Густав. — Ты что молчишь, Эрик?
Берлинг решается.
— Товарищи, предупреждаю вас! — Он подымается, чтобы придать словам еще большую силу. — Борьба еще не окончена. Теперь нам надо быть особенно осторожными.
В кабачок вбегает Нора. Ее вид явно не отвечает царящей здесь праздничной атмосфере.
— Ну, удалось? — спрашивает Густав.
— Ты была на судне? — Берлинг тоже встревожен.
— Никак не получается. Хорошо еще, удалось улизнуть от этих субчиков. Те самые, что караулят Тайминя.
— Вы слышите, друзья? — надрывается Хеллер. — Есть лишь один путь. Освободить самим! Меня удивляет позиция Берлинга. Разве международная солидарность трудящихся — пустой звук для него?
— Папа, ты забыл, что Аугуст твой друг? — горячо упрекает его Нора. — Если ни у кого больше не хватает смелости, я сама освобожу Тайминя! Дорогу небось знаю!