Точка опоры
Шрифт:
– А вы, я еще прошлый раз для себя отметила, - заговорила Глаша, присмотревшись к ее глазам и широким скулам, - очень походите на брата. На Владимира Ильича.
– Это отмечают все наши знакомые. А вот Митя в большей степени взял себе мамины черты. И Аня тоже.
– Сколько же вас у мамы?
– Сейчас четверо. А было нас...
– Не надо вспоминать, миленькая. Я знаю... о той беде.
– Глаша, слегка нагнувшись, поцеловала Маняшу в щеку, будто давнюю подругу. Берегите маму. Вижу, любите ее.
Глаша стала расспрашивать о Москве, о Таганской тюрьме. На каком этаже сидела Маняша? В какой одиночке? Кого из членов Московского комитета знает
Сдержав вздох, Глаша начала рассказывать о Париже, где ей вместе с Катериной, старшей сестрой, довелось некоторое время жить и слушать лекции, а Маняша припомнила Брюссель. Потом они заговорили о Сибири. Володя присылал оттуда бодрые письма, хвалил природу. Наверно, для того, чтобы успокоить маму.
– Ну, нет, - возразила Глаша, - не стал бы Владимир Ильич зря нахваливать. Природа у нас там, в "сибирской Италии", в самом деле хороша. Уж зима так зима! Морозы трещат, вьюги кружатся. Я люблю бураны, особенно в тайге: вершины кедров гудят-гудят, будто сказки рассказывают. А летом жара. Все долины и склоны гор усыпаны цветами. Прелесть!.. Мы с сестрой, бывало, заседлаем коней и махнем в Тесь или в Минусинск - повидаться со ссыльными друзьями. Мне они за какой-нибудь месяц давали больше, чем женские педагогические курсы за год. Верно-верно. Привили вкус к марксизму.
Потом Глаша рассказала о днях, проведенных у Надежды Константиновны в Уфе, и о ее письмах из редакции "Искры". В конце тех писем всегда были приветы от Владимира Ильича. Даже там вспоминает сибирских знакомых!
А гости все приходили и приходили. Последним появился Сильвин; поглаживая густые усы, достал бутылку водки:
– На день рождения положено!
Стол уже был накрыт. Но гости в сторонке подвинулись со своими стульями поближе к хозяевам. Кржижановский начал рассказ издалека - о нелегких поисках редакции "Искры". Когда дошел до встречи с Ильичем, до прогулок с ним по Мюнхену и по берегу Цюрихского озера, крупные, слегка навыкате глаза его засияли радостью. Зинаида Павловна, придирчиво вслушиваясь в каждое слово, иногда прерывала его:
– Извини, Глебушка, ты упустил...
– Дополняя рассказ мужа, забывала о конспирации, говорила громко.
Кржижановский рассказал и о брошюре "Что делать?", и о дискуссии в Цюрихе, и о последнем разговоре перед отъездом из Швейцарии. Посыпались одобрительные возгласы:
– Ильич, видать, все продумал!
– Он глубоко прав: давно пора покончить с раздробленностью!
– Единый центр в России необходим как воздух!
– Питерцы не смогли - сделаем мы на Волге.
Мария Ильинична, перешептываясь с Глашей, переводила взгляд с одного на другого. Крупная голова и лицо Арцыбушева показались ей обложенными овечьей шерстью. Он из старых народников. Хорошо, что такие люди вместе с марксистами. Сильвин, Ленгник, Кржижановский - молодые, энергичные. Все друзья Володи. Единомышленники! Железная когорта! Бродяга, Курц, припоминала клички, - Суслик, Ланиха... Хотя Володе нравилось называть Зинаиду Павловну Булочкой. Теперь она еще и Улитка. Конспирация обязывает вовремя запасаться псевдонимами. А она, Маняша, как была, так и осталась Медвежонком. Она ведь
– Ну, а теперь позвольте открыть собрание, - сказал Кржижановский, подвигаясь к уголку стола.
– И надо избрать председателя, секретаря.
– Председатель уже на месте, - сказал Арцыбушев, перевел глаза на хозяйку дома.
– И секретарь - рядом.
Пока Зинаида Павловна доставала чернила, перо и бумагу, Глеб Максимилианович снова подбросил дров в печку:
– Вот так-то лучше...
– Обвел глазами комнату.
– Да, теперь, пожалуй, и самое время...
Зинаида Павловна пригласила всех к столу. Глеб Максимилианович женщинам налил вина, мужчинам - водки и поднял рюмку:
– За начало, стало быть. За будущие успехи всех присутствующих...
– Нет, погоди.
– Поднялся Ленгник с рюмкой в руке.
– И за отсутствующих! За Ильичей! Нам недостает их здесь!
Все зааплодировали, стали чокаться. Маняша про себя отметила: "Всем недостает Володи" - и пригубила сладкое вино.
Когда мужчины опорожнили рюмки, Глеб Максимилианович обвел глазами застолье, усмехнулся:
– Ну вот, теперь похоже на день рождения. И пора приступить к делу. Пиши, секретарь. Первый вопрос: выборы Центрального комитета "Искры"*. Да, да. Ленина я понял так: Центральный комитет для России. Для всей страны. Понятно, временный, до второго съезда.
_______________
* Так они называли вошедшее в историю Бюро Русской организации "Искры".
Избрали шестнадцать человек, включая шестерых членов редколлегии "Искры". Председателем - Кржижановского, секретарем - Зинаиду Павловну. Она сказала, что ей понадобится помощница.
– Я думаю, найдется такая.
– Глеб Максимилианович остановил взгляд на Ульяновой.
– Если никто не возражает, то - Медвежонка. Так и запишем.
Стали распределять районы для работы, и Глаша едва усидела на месте. Куда ее? Хотелось, как чеховской Ирине, воскликнуть: в Москву! Ведь она рассказывала Глебу Максимилиановичу, что работала там. Он должен помнить. Там у нее знакомые подпольщики. И туда теперь, после провала Баумана, наверняка требуется подкрепление. В Москву, в Москву!
А у Кржижановского уже был приготовлен список: в Пскове остается Лепешинский, в Одессу едет Дмитрий Ульянов, в Киев желательно направить Ленгника, туда же Окулову...
Не утерпев, Глаша встала:
– Киев мне знаком, спасибо за доверие... Но я предпочла бы Москву... Где потруднее...
– Я думаю, - Кржижановский подкрепил слава твердым жестом, - при сложившихся обстоятельствах на юге страны вы, Глашенька, больше пользы принесете в Киеве. Постарайтесь там вместе с Фридрихом Вильгельмовичем войти в комитет.
Девушка опустилась на стул, перебирая пуговички на кофте.
– Не возражаете? Вот и хорошо, - продолжал Кржижановский.
– А о вашем желании будем помнить. Когда понадобится, поработаете и в Москве. А до отъезда в Киев хорошо бы побывать в Саратове: там Егор Барамзин сидит без литературы.
– Хоть завтра.
– Глаша подняла просиявшие глаза.
– Мне просто интересно повидаться с Егором Васильевичем после его ссылки, посмотреть, чем он сейчас дышит.
– Народничество у Егора начисто выветрилось, - сказал Кржижановский.
– Товарищи помнят: он еще в Ермаковском подписал вместе со всеми протест против кредо "экономистов". Посоветуйте ему, Глашенька, войти в Саратовский комитет. И помогите добиться, чтобы комитет признал "Искру" руководящим органом партии. Это теперь - главная задача. Нам остается...