Точка разрыва
Шрифт:
А потом пошел снег. Легкий и стремительный, он заполнил естественные впадины и ложбины земли, сглаживая резкие линии природы, накрывая город смертельно-белым облаком.
А метеорологи по-прежнему обещали ясное небо и умеренную температуру.
Натан Перкинс обнаружил Аву в выжидательной позе на черном плюшевом покрывале. Посасывая указательный палец, изящно изогнув ногу, она раскачивалась взад и вперед, хихикая над выражением неприкрытого вожделения, охватившего ее мужа.
Ава всегда была инициатором любовных утех – интуитивная и чувственная любовница.
Натан снял телефонную трубку, тяжело дыша и обливаясь потом. Водитель грузовика, пробившийся сквозь заносы, с трудом дозвонился до полиции штата Орегон, откуда связались с департаментом шерифа, который в свою очередь вызвал мэра. Шторм усиливался. Проход был закрыт. И единственное сообщение, остававшееся между Черной Долиной и внешним миром, проходило по узкому мосту, тянувшемуся через взбесившуюся Вилламет Ривер. Натану следовало собрать снегоочистители и бульдозеры, для того чтобы сохранять мост свободным от снега. Он водрузил очки на переносицу и сказал жене:
– Мне надо идти.
Ава похлопала искусственно удлиненными ресницами, откинула назад позолоченные краской волосы и выставила напоказ свои накачанные силиконом груди.
– Нет. Останься.
Вожделение и любовь были соблазнительными и могущественными силами. Она прижала его к себе на целую минуту. Судьба города не могла бы перевесить его желания обладать женой. Как будто почувствовав сопротивление Натана и зная, что победа на ее стороне, Ава Перкинс милостиво отпустила его.
– Иди, – сказала она, надув губки. – Иди. Заботься о своем драгоценном городе, но не забудь вернуться домой.
Забыть вернуться домой? Натан Перкинс скорее забудет поесть, чем это.
– Она такая фальшивая, – пожаловалась его мать после первого знакомства с Авой. – Все поддельное: краска, силикон, кудри, макияж – совершенно ненатуральная женщина.
– Если она и искусственная, – заметил отец, – пусть сообщит мне средства, чтобы я тоже привел себя в порядок.
Натан улыбнулся этому воспоминанию, а заодно и своей жене. Его мышцы приятно ныли после неистовых занятий любовью, давая о себе знать, когда он облачался в соответствующую погоде экипировку.
– Не забудь шарф, – напомнила Ава, затем обернула ему шею собственноручно изготовленным неоново-желтым в красную полоску кашне.
Она слегка поцеловала его в губы, затем закрыла тканью нижнюю часть лица.
Поначалу Натан чувствовал себя глупцом, когда запакованный, как полярный исследователь, покидал свой дорогой дом на Брентвей Драйв, но, отдав тридцатисекундную дань пронизывающему ветру, он оставил подобные мысли.
Как же так неожиданно похолодало? Откуда налетел этот шторм? На метеоканале ни о чем таком не сообщалось.
Натан попытался подбодрить себя. Что такого, если нападает немного снега, дождя? Они жили в Орегоне, и их не так легко было испугать переменой погоды. Их вообще нелегко было испугать.
А снег продолжал засыпать землю.
Когда Дин приехал в больницу, Пайпер ждала его вместе с Джоном Эвансом в палате номер один интенсивной терапии – палате Клайда Уоткинса.
– Ты в порядке? – спросил ее Дин.
Пайпер подняла на него глаза, большие и беспомощные. Затем обняла его, уткнувшись лицом в грудь и рыдая.
– …могла помешать, могла помешать, – бормотала она.
– Кому могла помешать? – спросил он.
– Не кому – чему, – всхлипывала Пайпер. – Этому. Слова забулькали у нее в горле. Он крепче прижал ее к себе.
– Не могли бы мы с моим другом где-нибудь поговорить? – обратился Дин к сестре.
– За регистратурой есть небольшой кабинет, – нерешительно произнесла та, оглядываясь на шерифа.
– Дай нам минуту, – сказал Дин Джону.
В комнате помещался коричневый металлический столик, два шкафа с подшивками документов, полка, ломившаяся от папок. Они присели на край стола. Дин прижимал Пайпер к себе, гладил по волосам. Пока она плакала, он ее успокаивал, потом нежно, но твердо задал ей те вопросы, которые должен был задать. Через десять минут появилась сестра. Она мягко, осторожно сняла руки Пайпер с шеи Дина:
– Пойдем, дорогая, выпей чашечку чая.
Пайпер двинулась к выходу, потом остановилась и обернулась к Дину:
– Я могла помешать этому. Могла. Но не успела. Просто не успела.
Сестра успокоительно шикнула на нее, приняв маленькую женщину в мягкие, добрые объятия.
Джон с Дином стояли в коридоре блока интенсивной терапии и провожали взглядом Пайпер.
– Она многое знает, – сказал Джон. – Здесь было полно народу. Кто-то нажал сигнал пожарной тревоги, и, несмотря на все инструкции, служащие, черт подери, не знали, что делать. Однако сестры говорят, что они покинули отделение всего на пять минут, когда Пайпер ворвалась в отсек, крича, что Клайд Уоткинс в опасности.
Дин прищурил глаза, а Джон придвинулся ближе к нему.
– Откуда она знала? Будь я проклят, откуда она знала? – спрашивал Джон. – Сначала гостиница, теперь это. – Его шляпа с плоскими полями нависала надо лбом Дина: – Я знаю, что вы приятели, но ее либо надо подозревать, либо… Шериф помолчал. Больничные звуки доносились издалека. – …она и впрямь экстрасенс.
Дин похлопал пальцами по губам. Медленно вдохнул. В воздухе стоял запах чего-то кислого и удушливого.
– Ни то, ни другое. Пайпер Блэкмор обладает большой интуицией. Конечно, это незаурядная интуиция, но все же только интуиция. Она подсознательно собирает и оценивает информацию – все данные, от движений тела до обстоятельств, делает выводы, которые затем воплощаются в ее сознании. Такие упражнения для нее все равно что разрешить простенькую математическую задачу. Она сама не понимает, как делает это.
– Но ты-то понимаешь?
– Да, думаю, да. Пайпер была в госпитале, когда прозвучал сигнал тревоги. В морге.
Джон отступил назад. Столь необычное для шерифа выражение удивления мелькнуло на его лице:
– Морг?
– Она утверждает: что-то заставило ее пойти и взглянуть на отрубленную руку. Говорит, что она вызвала старинные воспоминания, погребенные воспоминания, что у нее перед глазами встали все детали ночи, когда умерла ее мать.
Джон методично принялся вправлять суставы пальцев на левой руке. На лице его обозначились суровые складки.