Том 1. Стихотворения

Бунин Иван Алексеевич

<25 сентября 1919–1924>

«Уныние и сумрачность зимы…» ^*

Уныние и сумрачность зимы, Пустыня неприветливых предгорий, В багряной смушке дальние холмы, А там, за ними, — чувствуется — море. Там хлябь и мгла. Угадываю их По свежести, оттуда доходящей, По туче, в космах мертвенно-седых, Вдоль тех хребтов плывущей и дымящей. Гляжу вокруг, остановив коня, И древний человек во мне тоскует: Как жаждет сердце крова и огня, Когда в горах вечерний ветер дует! Но отчего так тянет то, что там? — О море! Мглой и хлябью довременной Ты все-таки родней и ближе нам, Чем радости реей этой жизни бренной!

<1925>

Ночная прогулка ^*

Смотрит

луна на поляны лесные И на руины собора сквозные. В мертвом аббатстве два желтых скелета Бродят в недвижности лунного света: Дама и рыцарь, склонившийся к даме (Череп безносый и череп безглазый): «Это сближает нас — то, что мы с вами Оба скончались от Черной Заразы. Я из десятого века, — решаюсь Полюбопытствовать: вы из какого?» И отвечает она, оскаляясь: «Ах, как вы молоды! Я из шестого».

<5.XI.38-1947>

Nel Mezzo Del Camin Di Nostra Vita [7] ^*

Дни близ Неаполя в апреле, Когда так холоден и сыр, Так сладок сердцу божий мир… Сады в долинах розовели, В них голубой стоял туман, Селенья черные молчали, Ракиты серые торчали, Вдыхая в полусне дурман Земли разрытой и навоза… Таилась хмурая угроза В дымящемся густом руне, Каким в горах спускались тучи На их синеющие кручи… Дни, вечно памятные мне!

7

Земную жизнь пройдя до половины (ит.).

1947

Ночь («Ледяная ночь, мистраль…») ^*

Ледяная ночь, мистраль (Он еще не стих). Вижу в окна блеск и даль Гор, холмов нагих. Золотой недвижный свет До постели лег. Никого в подлунной нет, Только я да бог. Знает только он мою Мертвую печаль, То, что я от всех таю… Холод, блеск, мистраль.

1952

Искушение ^*

В час полуденный, зыбко свиваясь по Древу, Водит, тянется малой головкой своей, Ищет трепетным жалом нагую смущенную Еву Искушающий Змей. И стройна, высока, с преклоненными взорами Ева, И к бедру ее круглому гривою ластится Лев, И в короне Павлин громко кличет с запретного Древа О блаженном стыде искушаемых дев.

1952

P. S.По древним преданиям, в искушении Евы участвовали Лев и Павлин. (Примеч. И. А. Бунина.)

Стихотворения, не включенные Буниным в собрания сочинений

Буря ^*

Истомлена полдневным зноем, В немой тоске земля ждала, Чтоб ночь прохладой и покоем Ее во мраке обняла. Но солнце жгло с небес лучами, И вот, в затишье гробовом, Восстала Буря над волнами, Бледнея в гневе роковом. И, вспыхнув, взор ее орлиный От грозной страсти потемнел, И ветер бурно налетел, Промчавшись в море зыбью длинной. И в горных соснах, меж ветвей, Завыл в веселье горделивом… О, не страшись его — смелей Грудь подставляй его порывам! Пусть бьются волны об утес, Пусть резким холодом пахнуло, И тьма растет, и альбатрос Кричит к беде средь тьмы и гула — То жизни пир, — ее побед Канун, грозою омраченный… Из мрака бури солнца свет Опять взойдет, но обновленный!

<1895–1898>

«Вдали еще гремит, но тучи уж свалились…» ^*

Вдали еще гремит, но тучи уж свалились, Как горы дымные, идут они на юг. Опять лазурь ясна, опять весна вокруг, И ярким солнцем чащи озарились. Из-за лесных вершин далекой церкви шпиц Горячим золотом трепещет и сверкает, Звенят в низах ручьи, и льется пенье птиц, А на полянах снова припекает. Густеет облаков волнистое руно; Они сдвигаются, спускаются все ниже — И вот уж солнца нет; опять в лесу темно, Дождь зашумел — и все слышней и ближе. Нахохлясь, птицы спят, и тихо лес стоит И точно чувствует, счастливый и покорный, Как много свежести и силы благотворной Весенняя гроза в себе таит!

1900

Последняя

гроза ^*

Не прохладой, не покоем, А истомою и зноем Ночь с горячих пашен веет: Хлеб во мраке ночи зреет. Обступают осторожно Небо тучи, и тревожно, Точно жар и бред недуга, Набегает ветер с юга. Шелестя и торопливо Волны ветра ловит нива, Страстным шепотом привета Провожает их, — и мнится: Ночь прощается тоскливо С лаской пламенного лета, Разметалась и томится… Блеск зарниц ей точно снится, Мрак растет над ней кошмаром, И когда всю степь пожаром Красный сполох озаряет, — В поле чей-то призрак темный, Величавый и огромный, На мгновенье вырастает, Чьи-то очи ярко блещут, Содрогаясь от усилья, И раскинутые крылья За плечом его трепещут. Как тот блеск ее пугает! Точно в страхе пробегает Знойный шелест по бурьяну… Быть большому урагану! Уж над этим смутным шумом Все слышней, как за горою Дальний гром ворчит порою, Как в величии угрюмом, Потрясая своды неба, Он проходит тяжким гулом Над шумящим морем хлеба… Скоро бешеным разгулом В поле ветер понесется, Скоро гром смелее грянет, Жутким блеском даль зажжется, Ночь испуганно воспрянет, Ночь порывисто очнется — И обильными слезами Вся тоска ее прольется! А наутро над полями Солнце грустно улыбнется — Озарит их на прощанье, И на нивы, на селенья Ляжет кроткое смиренье Тишины и увяданья.

1900

Крещенская ночь ^*

Темный ельник снегами, как мехом, Опушили седые морозы, В блестках инея, точно в алмазах, Задремали, склонившись, березы. Неподвижно застыли их ветки, А меж ними на снежное лоно, Точно сквозь серебро кружевное, Полный месяц глядит с небосклона. Высоко он поднялся над лесом, В ярком свете своем цепенея, И причудливо стелются тени, На снегу под ветвями чернея. Замело чащи леса метелью, — Только вьются следы и дорожки, Убегая меж сосен и елок, Меж березок до ветхой сторожки. Убаюкала вьюга седая Дикой песнею лес опустелый, И заснул он, засыпанный вьюгой, Весь сквозной, неподвижный и белый. Спят таинственно стройные чащи, Спят, одетые снегом глубоким, И поляны, и луг, и овраги, Где когда-то шумели потоки. Тишина, — даже ветка не хрустнет! А, быть может, за этим оврагом Пробирается волк по сугробам Осторожным и вкрадчивым шагом. Тишина, — а, быть может, он близко… И стою я, исполнен тревоги, И гляжу напряженно на чащи, На следы и кусты вдоль дороги. В дальних чащах, где ветви и тени В лунном свете узоры сплетают, Все мне чудится что-то живое, Все как будто зверьки пробегают. Огонек из лесной караулки Осторожно и робко мерцает, Точно он притаился под лесом И чего-то в тиши поджидает. Бриллиантом лучистым и ярким, То зеленым, то синим играя, На востоке, у трона господня, Тихо блещет звезда, как живая. А над лесом все выше и выше Всходит месяц, — и в дивном покое Замирает морозная полночь И хрустальное царство лесное!

1886–1901

В лесу ^*

Тропинкой темною лесною, Где колокольчики цветут, Под тенью легкой и сквозною Меня кустарники ведут. Здесь полусвет и запах пряный Сухой листвы, а вдалеке Лес расступается поляной К долине мирной и реке. Садится солнце, даль синеет, Кукушка стонет, а река Уже от запада алеет И отражает облака. Вокруг меня деревья стройно Уходят к ясной вышине, И сердце радостью спокойной Полно в вечерней тишине. Пора и горе, и ненастье, И зиму темную забыть,— Одно есть только в мире счастье — Весь божий свет душой любить!