Том 19. Посмертные претензии
Шрифт:
Последнее было сказано по-английски, и Дэйв тотчас же перешел на английский:
— Скажите, он бывал когда-нибудь здесь?
— Месяц назад он приезжал сюда каждый вечер, но сам я его ни разу не видел. Я работаю днем, ночью сплю. Но я слышал про него. Он приезжал сюда очень-очень поздно. В это время уже почти никого не бывает в ресторане, только несколько человек в баре. Они любят интимную обстановку.
— Но он приезжал покушать, — вмешался китаец. — Он не пьет, на самом деле, совсем не пьет.
— И ты его видел? — спросил Дэйв.
— Один раз. Получилось так, что я задержался со своей девушкой
— Он был один?
— Нет. С ним был какой-то пижон. Его имени я не знаю.
Мексиканец заметил:
— Мне говорили, что он всегда бывал с ним.
Дэйв вынул любительский снимок.
— Вот этот?
— Да.
Китаец перестал улыбаться.
— Похоже, что так. Вы что, полицейский? Или что-то такое?
— Или что-то такое, — рассмеялся Дэйв, — благодарю.
К северу от Эль Молино находилось царство мотелей, протянувшихся по обе стороны от шоссе. Аллеи фонарей в виде светящихся шаров, шикарные подъезды, сногсшибательные рестораны из камня и цветного стекла.
Дэйв выбрал самый дальний мотель, где росло несколько дубов и можно было видеть холмы, покрытые яркой молодой зеленью. Когда он вышел из машины, то услышал пение жаворонка и замер на несколько секунд, прислушиваясь к его трелям, потом прошел в офис, такой новенький, что в нем пахло клеем от обивки стен. Тут имелись аккуратные мини-джунгли из тропических растений, сделанных из пластика, таких же блестящих, как покрытый лаком пол. Новомодная музыка едва доносилась из громкоговорителей, расположенных на потолке. Ненатуральный воздух холодными струями нисходил из вентиляторов на том же потолке.
Женщина за стойкой походила на пухлую маленькую девочку, розовые щечки которой так обожают щипать. Но это было еще в 1915 году. Она до сих пор оставалась пухленькой, однако персиковый румянец на щеках был нарисован. Глаза оставались круглыми, голубыми, любознательными, но ресницы были приклеены. Ее парик представлял взбалмошный беспорядок золотых кудряшек, а натренированная улыбка с ямочками продемонстрировала такие зубы, которые не пожелала бы иметь ни одна маленькая девочка.
— Разве сегодня не очаровательный денек? — это было сюсюканье совсем маленького ребенка. — Можно ли не любить Южную Калифорнию?
— Что здесь от нее осталось? — горестно воскликнул Дэйв. — Я представитель мистера Вейда Кочрана. Несколько недель назад он провел ночь в мотеле где-то в этих местах. Но он не помнит, где именно. Но зато он помнит, что где-то здесь оставил папку со сценарием. Скажите, не был ли он здесь?
— Да, да, именно здесь. — Она была страшно возбуждена. — Конечно, он приехал очень поздно, и это было не мое дежурство. Здесь был мистер Фич, наш ночной управляющий. Но, разумеется, он мне все рассказал. Мы все боготворим Вейда Кочрана. Вы тоже?
— Ему это легко удается сделать.
— Конечно, он настолько знаменит, что мистер Фич сразу же его узнал. Он зарегистрировался под вымышленным именем, что вполне понятно. Таким известным людям приходится принимать все меры, чтобы сохранить свое инкогнито. Поэтому мистер Фич сделал вид, что ничего не заметил. Он все понял.
— А папка со сценарием? — спросил Дэйв.
Свет на ее лице померк.
— Это какая-то загадка. Про это я ничего не слышала. И в комнате
— Понятно, — сказал Дэйв. — Может быть, она находится у молодого человека, который в ту ночь был с ним?
— Да, возможно. Мистер Фич удивлялся, кто это такой. Мистер Фич видел, как он вошел в апартаменты вместе с мистером Кочраном. Сказал, что это был очень красивый парень, но он его не узнал… Это был актер, да?
— Да, конечно. Настоящий молодой актер, — сказал Дэйв.
20
— Это же сущие пустяки! — в десятый раз шериф округа Клинсти Хэккет оттянул назад воротничок своей рубашки и скосил глаза на часы, солидный стальной предмет на солидном браслете на такой солидной ручище. Шериф возвышался на стуле желтого цвета за письменным столом такого же цвета. При разговоре он не переставал жевать спичку, перегоняя ее из одного края рта к другому.
Глаза у него были маленькие, блеклые, беспокойные. Ему очень хотелось находиться подальше от своего кабинета.
— Телефонный звонок от человека, который утонул в тот вечер, белый песок под крыльями машины. А, это пустяки!
— Он был наркоманом, — сказал Дэйв, — и занимался шантажом. У меня есть свидетели.
— Но нет свидетелей того, что было сказано во время этого телефонного разговора.
Шериф повернул свой стул таким образом, чтобы видеть окно за решеткой, на котором коричневые венецианские жалюзи висели на покосившихся петлях, как полуспущенные флаги. На улице весело щебетали птицы. На площадке стоял «кадиллак» пятилетней давности да три коричневые патрульные машины.
— Нет также свидетеля того, что Оутс-младший жил на ранчо у Кочрана.
— Произведите обыск в его охотничьем домике. Вы найдете одежду парня.
Шериф глубоко вздохнул и повернулся к Дэйву лицом.
— Когда-то я очень хорошо ездил верхом. У меня был здоровенный мерин и мексиканское седло с серебряными украшениями. Во время фиесты ежегодно совершал длинные переходы за пределы Санта-Барбары. Всегда бывал в Паседа на параде Роз. Потом я повредил себе позвоночник, сейчас он у меня как склеенная разбитая тарелка, с ним приходится обращаться деликатно. Провел в больнице три месяца, чтобы иметь возможность снова сесть на лошадь, но так ничего и не получилось.
— Тогда пошлите кого-нибудь.
Хэккет покачал головой.
— Не смогу получить ордер. Уж не думаете ли вы, что какой-нибудь судья в этом округе решится пойти против Вейда Кочрана? В общем-то они могли бы… — хитроватая усмешка скривила его губы, показывая крупные редкие зубы. — Предположим, мы бы поймали его стоящим по грудь в воде, когда он заталкивал Оутса под воду и удерживал его там до тех пор, пока не стали подниматься пузырьки воздуха из его легких. Но никто в нашем глухом крае не захочет бросать тень на такого известного человека на основании выдвинутых неубедительных обвинений. Причем кто-то уже добровольно признался в этом убийстве. Нет, черт побери, они не захотят низвергнуть с пьедестала такую фигуру и назвать его «педиком», «фэгом» или даже гомосексуалистом. — Хэккет поднялся. — Я должен уйти. Нужно принять ванну и поужинать.