Том 3. Стихотворения 1921-1929

Бедный Демьян

Общее собрание рабочих-коммунистов приветствовало этого ученика – рабочего от станка, который, посвящая себя занятиям политическими науками, не останавливается ни перед какими преградами.

В ответ на приветствие Константинов заявил: «Я рабочий, а рабочий при Советской власти должен знать, что он сам должен найти правильный путь в ученье и знании».

Рабочие, ученики партшколы, постановили тов. Константинова за его твердое стремление к знанию занести на красную доску.

День трудовой отбыв, усталый от натуги, Порою, может быть, больной – Не самогонкою хмельной Ты отравлял свои голодные досуги, Не в церковь тупо брел – глотать гнилой дурман, Не на базар спешил с продажной зажигалкой, Чтоб, сбыв ее, бумажкой жалкой Заштопать кое-где дырявый свой карман, – Презрев мещанские насмешки и уколы: «Туда ж, с мальчишками учиться, бородач!» – Ты шел к порогу новой школы Для разрешения неслыханных задач. Среди нехоженных, огромных Российских наших пустырей, Таких, как ты, невидных, скромных Немало есть уже у нас богатырей. Рабочий рядовой, «товарищ Константинов», Сознаньем классовым могуч, Ты – исполин средь исполинов, В твоих руках – к победам нашим ключ. Всем меньшевистским злым кликушам, В

решающие дни пошедшим с нами врозь, Всем чванным и гнилым интеллигентским душам, Презреньем кастовым отравленным насквозь, Всей эмигрантщине зверино-плотоядной, Парализованной, но все еще живой, – Какой угрозою убийственно-наглядной Является культурный подвиг твой! К серпу и молоту прибавив силу знанья, Ты, у врагов кому иного нет названья, Как «обнаглевший хам», «разнузданный вандал», К серпу и молоту прибавив силу знанья, Все наши замыслы, все наши упованья, Все наши общие труды и начинанья Ты укрепил и оправдал, Ты, в ком, свершая путь великого страданья, «Как солнце в малой капле вод», Отобразил себя рабочий наш народ!

За этой линией^*

(Основной припев)

Я опоздал с моею сказкой. «Гааги» нету. Не беда. Ведь мы гаагскою развязкой Не обольщались никогда. Так суждено уж – прогореть ей, Чтоб – через сколько там недель? – На конференции на третьей Продолжить ту же канитель. А может, песенкой иною Начнет лиса нас угощать? Блокадой новой иль войною Опять попробует стращать? Ну что же, мы себе на плечи Врагов не думаем сажать. Красноармейцы, вашей «речи» Не стану я опережать! Скажу лишь то, что непреложно: Мы уступаем, сколько можно, Но если нас биржевики Начнут пугать – серьезно? ложно? – Мы твердо скажем: «Осторожно! За этой линией – штыки!!»

Пугало^*

(Надпись на памятнике Александру III в Ленинграде)

Мой сын и мой отец при жизни казнены, А я пожал удел посмертного бесславья: Торчу здесь пугалом чугунным для страны, Навеки сбросившей ярмо самодержавья.

Предпоследний самодержец всероссийский

Александр III.

Юной гвардии^*

Время темное, глухое… И забитость и нужда… Ой, ты, времечко лихое, Мои юные года! Перед кем лишь мне, парнишке, Не случалось спину гнуть? К честным людям, к умной книжке Сам протаптывал я путь. Темь: Не видно: ров иль кочка? Друг навстречу или гад? Сиротливый одиночка, Брел я слепо, наугад. Вправо шел по бездорожью, Влево брал наискосок, – И дрожал пугливой дрожью Мой незрелый голосок. Нынче красной молодежи В дядьки я уже гожусь. На ребяческие рожи Все гляжу – не нагляжусь. Зашумит ли резвым роем В светлых залах новых школ, Иль пройдет военным строем Предо мною Комсомол, Я, состарившись наружно, Юным вновь горю огнем: «Гей, ребятки! В ногу! Дружно! Враг силен. Да шут ли в нем? Враг стоит пред грозной карой, Мы – пред заревом побед!» Юной гвардии от старой Героический привет!

Спокойствие и выдержка^*

По распоряжению британских властей выход из Черного моря в Босфор закрыт.

(«Эко де Пари») Ллойд-Джордж, исполненный возвышенных мотивов, Из моря Черного закрыл нам вход в Босфор, Любому дураку тем разъяснивши спор: Что называется «свободою проливов»? Но мы-то не глупцы и, зная с давних пор Неисправимую английскую привычку, К замку разбойников, нас взявших под запор, Сумеем – дайте срок! – соорудить отмычку. Пускай тогда враги поднимут злой галдеж Про большевистский взлом, про наглый их грабеж: «Скорей, скорей замок в починку!» Но… коль с мечом опять пойдут к нам и с огнем, Мы так их нашею отмычкой долбанем, Что небо им тогда покажется с овчинку! Так будет. Скоро ли? Увидим. А пока, Не склонные к шагам рискованно-задорным, Мы будем изучать с усердием упорным Секреты вражьего замка!

Откуда есть пошел «Крокодил»^*

В пещере Маабде близ Монфалута, На правом берегу реки Нила, Там, где у Фив он поворачивает круто, Лежат предки нашего «Крокодила». Окутанные пещерного мглою, В полотнах, пропитанных смолою, Древней-предревней тайной запечатленные – Лежат их мумии нетленные. Словом, не имеет нынче земля Такого царя иль короля, Чья бы родословная так далеко заходила, Как родословная нашего «Крокодила». Он, чья слава в эти дни Начинает греметь повсеместно, Был рано оторван от отца и родни. Когда он родился, никому неизвестно. Как жил его отец и на какие средства, Кто были его друзья детства, Кто ему внушал первые начатки знания, – Об этом он сохранил смутные воспоминания. Не будем говорить о Ниле и пирамидах, О всех претерпенных «Крокодилом» обидах, О его упованиях на будущее лучшее, – Об этом расскажем при подходящем случае. Главное то, что в 1883 году Очутился он в питерском Зоологическом саду И – в России такие случаи были нередки – 35 лет не выпускался из железной клетки. Выставленный всем напоказ, Потеха для праздных глаз, Пугало для барынь чувствительных, Сколько претерпел он насмешек язвительных, колько получил плевков и пинков От пьяных озорников, От мещан, в саду очутившихся, На полтину раскутившихся, От почетных и непочетных гостей, От

важных и неважных властей, От всех, до городового включительно, Торчавшего у клетки многозначительно, Толстые усы разглаживавшего, Публику осаживавшего: «Осади… Осади!.. Осади!.. Экого чуда не видали!..» Болтаясь, блестели у него на груди Медали, медали, медали… Публика «Крокодилу», бывало, дивится: Ахает дебелая девица. Шустрая барынька рукавом закрывается: «Ужас! Ужас! Ужас!» А лакированный хлыщ за ней увивается: «Похож на вашего мужа-с!» Другой муж с прилизанной внешностью Жену от клетки отводит с поспешностью: «Не гляди!.. Не гляди!.. В твоем положении… („Положение“ ясное: платье не сходится) Будешь иметь крокодила в воображении, Потом крокодил и уродится!!» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Был «Крокодил» в унижении, У всех в пренебрежении, Кормили его, чем попало, Колотили по крокодильей коже. Натерпелся он горя немало И насмотрелся тоже. Был для всех он примером безобразия, Издевалась над ним знать и буржуазия, Особливо ж терпел он от мещанства, От мещанского нестерпимого чванства. 35 годиков – шутка! – Не знал он светлого промежутка. Один царь помер, другого – скинули: Казалося, дни беспросветные минули, Но и керенская пора Не принесла «Крокодилу» добра. Только после большевистского переворота Выпустили «Крокодила» за ворота: «Иди, гуляй на полной воле, – Самим есть нечего боле!» И вот наш «Крокодил», везде шатающийся Теперь «Крокодил» самопитающийся, В довольстве и почете, На собственном, как говорится, расчете, Заведя немалую семеечку, Не обходится государству и в копеечку. А польза от него несомненная. «Сторонися, „публика почтенная“!» Не дай бог в его страшную пасть Спекулянту-буржую попасть, А тем паче – проплеванному мещанину: Сделает из них «Крокодил» мешанину – Косточки только – хрусть, хрусть! Вот тебе «Не рыдай» и «Кинь грусть!», Вот тебе эрмитажное увеселение! Вот тебе новобалетное оголение! Вот тебе нэповская литература С откровенным белогвардейским лейтмотивом! Вот тебе волчьи зубы и шкура Под скрыто эсэровским кооперативом! Вот тебе бюрократическая повадка! Вот тебе наглая взятка! Вот тебе хозяйский прижим! Это тебе не старый режим: Заехал в зубы – получи обратно! Хозяйничай, сволочь, аккуратно, Барыши к барышам прикладывай, А в «трудовой кодекс» поглядывай, Потому что не уйдешь от беды: Есть у нас «Крокодил» и суды. В суд попадешь – наскачешься, В «Крокодил» попадешь – наплачешься, От слез твоих каменная отсыреет плита, По всей улице сделается слизко.

* * *

Эй, сторонись, берегись, сволота! «Крокодил» прохаживается близко!

Панские посулы, у холопов болят скулы^*

Недавно в Польше, в Каттовицах, было крупное забастовочное движение горнорабочих и металлургических рабочих.

Теперь газета «Речь Посполита» в № 241 публикует объявление о конкурсе главного полицейского управления в Каттовицах на поставку двух тысяч пар наручных кандалов.

Смотри фотографический снимок с этого объявления в питерской «Правде», № 230.

Пилсудский – пан гонористый, Без чести и стыда, Гонористый, напористый, Вояка хоть куда. С Советской властью, с русскою, Он долго воевал. Одежкою французскою Жолнежей одевал. Французскими подарками Жолнежей он дарил И пред боями жаркими Им сладко говорил: «Орлы мои коханые, Вперед на москалей! Большевики поганые Жандармов царских злей. Советскими невежами Плетется вам капкан!» – Так врал перед жолнежами Пилсудский, польский пан! За подвиги военные Заране их хвалил, Награды преотменные За храбрость им сулил. Жолнежи пану верили, – Такой хороший пан! – Шагами версты мерили Под гулкий барабан. Бредя тропами узкими, Тянулись по полям, «Подарками» французскими Грозили москалям. Французскими снарядами Косили их ряды, – Нарядными отрядами Шли супротив «орды». Простившись с рабской долею. Ведя с панами спор, «Орде» пришлось неволею Жолнежам дать отпор. Зафыркали над Вислою Советские коньки. Пилсудский с миной кислою Считал свои деньки. Паны вопили властные Над кучей векселей. Шумели близко красные Знамена москалей! Шли москали с угрозою Шановному дерму. Но Врангель злой занозою Торчал у них в Крыму. Они барона выбили. Сказал он, стерва: «Пас!» Себя не спас от гибели, Зато шляхетство спас. Спаслись вельможи чванные. Пилсудский «бардзо» рад. Жолнежи – хлопы рваные – От пана ждут наград. Ждут год, и два, и более, И дождались «орлы»: «Знай, хлоп! За своеволие – Ручные кандалы! Ты никуда не денешься От панской кабалы, А если взъерепенишься, – Получишь… кандалы!!»

* * *

Что ж? Панство, хлопа мучая, Дождется судных дней! – Хлоп! Упустив два «случая», Будь в третий раз умней!

Социал-мошенники^*

Ода (подлежащая переводу на немецкий)

Долой стиннесовскую социал-демократию, выдающую рабочий класс баронам железа и стали!

(Из воззвания Исполкома Коминтерна, 18 окт.)