Том 4. Наша Маша. Из записных книжек
Шрифт:
. . . . .
Там же.
Славянская вязь на большом металлическом (оцинкованном) кресте:
Во имя Отца и Сына
и Святаго Духа
аминь.
Здъсь покоится тъло
раба Божьяго
медицинского фельдшера
92-го пъхотнаго
Печорскаго
полка
Сергея Никитича
ГРОШЕВА
род. 27 iюня 1885 г.
ум. 17 авг. 1906 г.
Двадцать один год было рабу божьему Грошеву. Почему-то весь день думал о нем.
. . . . .
Восемнадцатого
С утра за окном гвалт духовой музыки. Днем я работал, вышел в парк под вечер. Шумно, многолюдно, празднично, но — не весело. Много пьяных. И целые тучи продавцов «эскимо». Много моряков, военных. Девочки в долгополых шелковых платьях. Самсон, раздирающий пасть свейскому льву, только что вызолочен. Львиная пасть изрыгает водяной столб.
Небо над заливом — старинное, акварельно-гравюрное. Дымит пароход, открывающий навигацию.
В глубине парка повизгивает гармоника…
Картинно красивый матрос в компании товарищей шагает с гармонью на ремне, наигрывает и поет:
Три-четыре взгляда — И будешь ты моя…За ним идут рядами, как на демонстрации. Песня, даже такая, облагораживает толпу. Здесь меньше похабщины, ругани и просто — тише.
. . . . .
Мальчиком я верил, что есть такая должность:
— Замкомпоморде.
То есть заместитель комиссара по морским делам.
. . . . .
Люблю бывать на кладбищах. Характеры людей и тут — в надписях, эпитафиях, в цветах, которые сажают на могиле, в самом надгробии.
Еще в Старой Руссе, кажется, заметил, что больше всего надписей мистического характера не на крестах, а на столбиках и пирамидках.
На могиле летчика витиеватая надпись:
Мой милый комсомолец!
Котик, я не выживу одна.
Возьми меня с собой.
Другой столбик:
С. И. СИНЮХИН
Воентехник 2 ранга
21 30
1912–1936
IX VIII
И химическим карандашом вокруг этой скупой справки:
«Сергей не забудь меня прими меня к себе твой любящий брат Вася Синюхин».
. . . . .
У дяди Коли болезнь, которая называется циклопия. Он то возбужден, неимоверно разговорчив, а то, наоборот, мрачен и угрюм, лежит часами с мокрым полотенцем на голове.
— Циклопишка навалилась, — говорит он.
Чаще же он все-таки в хорошем настроении. Тогда он говорит:
— Вкуснянский супец!
— Кислянское вино!
Про хитрого человека не скажет «хитрый», а:
— Хитрянский сорт!
. . . . .
В салоне гостиницы «Интернационал» необычное оживление. Там сегодня
. . . . .
В Петергофском дворце.
— Это что?! Вот дворец Кшесинской — знаете? — на Петроградской, — вот это да! Вот это дворец действительно оборудован. Входите, например, в столовую. Столовая как столовая, а столов нет. Представляете? Нет столов. Чистенько. Стулья стоят в большом количестве, а стола нет. Гости садятся, кто-нибудь нажимает незаметным образом кнопку, и — представьте — стол сам вылезает.
— Неужто сам?
— Сам! Видел своими глазами…
— А что на столе?
— Вот этого нам не показали…
. . . . .
На даче дети трех-четырех лет играют в магазин.
— Дайте мне, пожалуйста, сахарного песка.
— У нас нет сахарного песка.
— Тогда дайте — жирного.
— У нас жирного нет. У нас только один сорт.
— Дайте тогда один сорт.
— Дайте килограмм блюдечков.
. . . . .
Добрая гегелевская старуха, которая говорила:
— Ну, что ж, что плохая погода. Все лучше, чем если бы совсем никакой не было.
. . . . .
Что есть Бог?
Алкоран * отвечает:
— Бог есть Бог.
. . . . .
Иринке четыре года. Ее спрашивают:
— Ты откуда?
— На рынок ходила.
— Что купила?
— Капусту.
— Много?
— Два кило пять копеек.
. . . . .
Я рассказывал Иринке про какую-то девочку — какая она была добрая, умная, веселая.
— А какого она была личика?
. . . . .
К А. Н. Толстому пришел переводчик Н. Говорит:
— Что за страна, что за люди! Ехал сегодня в трамвае — унылые, испуганные физиономии, ни шутки, ни смеха, ни веселого слова!
— Не знаю, — отвечает Алексей Николаевич. — Не замечал. Наоборот, всегда видел веселые, довольные лица, всюду смех, улыбки, оживление…
Помолчал и добавил:
— Так и передайте.
. . . . .
Суворов очень верно заметил:
— Трусы жестокосерды.
. . . . .