Том 4. Наша Маша. Из записных книжек
Шрифт:
— Машенька, ты куда это с банкой идешь?
— Мы рыбку идем отпускать. Пусть она плавает в речке.
— Рыбка? Да рыбка твоя, милая, померла.
— Нет, — твердо и громко сказала Маша.
— Ну как же нет? Смотри — лежит на боку и не шевелится. Нет, она уж теперь ни есть, ни пить больше не будет.
— Нет, будет, — сердито сказала Маша. — Мы ее вылечим. Ее доктор Айболит вылечит.
— Нет, уж теперь никакой доктор не поможет, — не унималась эта неумная тетя, — кстати сказать, та самая, которая подарила
Пришлось мне вмешаться и мягко объяснить тете, что Маша очень огорчена и непременно хочет полечить рыбку.
Рыбка была брошена в воду, плавала на спинке, а Маша долго стояла и смотрела, как плавает она поверх воды, и все ждала, когда появится наконец рыбкина мама и заберет дочку к себе.
10.5.60.
На море почему-то вместо чаек прилетели вороны. Маша впервые видела их вблизи.
— Вот они какие чернущие! — сказала она.
Потом, разглядывая ворону, спросила:
— А где ее дети?
— Чьи дети?
— Воронины. Которым она кашку варила?
— Наверно, дома.
— Вот видишь, мама! Ты меня никогда одну не оставляешь, а ворона оставляет!
. . . . .
В парке какая-то тетя спросила у Маши, что она делает в Зеленогорске.
— Ищем дачу, — ответила Маша.
Она теперь всем говорит, что «мы ищем дачу». Это у нас стало чем-то вроде профессии.
. . . . .
Сегодня утром она у меня спросила:
— Мамочка, а как это вы придумали назвать меня Маша?
— Да так вот… Думали, думали и придумали.
— А кто придумал, ты или папа?
— Мы вместе придумали. А тебе нравится твое имя?
— Да, нравится.
Потом помолчала и говорит:
— И долго вы думали?
Пишет папа
3 ГОДА 10 МЕСЯЦЕВ
2.6.60. Ленинград.
Весна в этом году рано уступила дорогу лету. Давно уже отцвела черемуха, цветет сирень. На рынке (куда мы вчера ходили с Машей) полно ландышей, тюльпанов, белой и сиреневой сирени, маргариток и прочей свежей и пахучей радости. А Маша — в городе, и неизвестно, когда и куда выедет отсюда. Дачу для нее бестолковым родителям до сих пор снять не удалось.
. . . . .
Сказал ей:
— Завтра мы с тобой пораньше встанем, тихонько оденемся и пойдем на рынок за цветами… Только ты маме не говори.
— Почему?
— Потому что это — секрет.
— А что это такое?
— Ну, это — тайна.
Утром она проснулась и говорит матери:
— Мы сегодня с папой тихонько пойдем тебе цветы покупать. Ты только гляди, хитричка, в окошко не смотри!..
7.6.60.
Третьего
Дачи не сняли. Пожалели и себя и Машу.
. . . . .
Последнее время я довольно часто рассказывал Маше о своем детстве, о тех временах, когда ее на свете не было. И не было случая, чтобы она не сделала попытки выяснить этот загадочный вопрос:
— А где я была? Нет, правда, где я была тогда?
На днях ни с того ни с сего начинает рассказывать мне:
— Жила девочка Маша. Это я. У нее тогда папы и мамы не было и бабушки не было. И вдруг… (короткая пауза) и вдруг у меня родилась тетя Ляля. Потом у нас родился Синдбад. И Кузьма родился.
Как известно, Кузьма — это тети Лялин кот.
. . . . .
Смотрели в Пушкине дачу. Мама рассказывает Маше:
— Там садик. Там два домика. Там есть собака Бобик. У хозяев есть дочки.
Вся засияла.
— Да?! А как ее зовут?
— Кажется, Вивиана.
— А сколько ей лет?
— Лет двадцать восемь, кажется.
С возмущением:
— И это называется дочка?!
. . . . .
Вчера вернулась с Каменного острова переполненная восторгом.
— Ах, как там красиво!..
Видела петровский дуб, спрашивала у мамы, почему он за решеткой. Привезла маленькую черную ракушку.
. . . . .
Перечитал сейчас (и с волнением перечитал) мамины зеленогорские записи. То место, где она рассказывает об уснувшей рыбке.
Всей душой я на стороне Машки и вместе с тем понимаю, как трудно ей будет с этими донкихотскими взглядами на жизнь, как часто ей придется сталкиваться с бездумной жестокостью, с такими вот тетками, как эти («интеллигентные», по словам Элико) рыболовы…
Не делаем ли мы ошибку, что поддерживаем в Машке ее страстную, убежденную любовь ко всему живому? Нет, не делаем!.. Пусть ей будет временами нелегко, но так, и только так надо воспитывать человека!..
Вегетарианство? Толстовство? Нет, мы едим — и Машка ест — и мясо, и рыбу. И все-таки… Маленький мучитель, убийца бабочек или муравьев не может вырасти хорошим, добрым, великодушным человеком. Убежден в этом.
Но, к сожалению, убеждены в этом далеко не все.
В том же Зеленогорске (или нет, пожалуй, еще в Ленинграде, в Дивенском саду) был такой случай. Девочка намного старше Маши поймала бабочку и на глазах у других детей отрывала ей крылья.