Том 4. Плачужная канава
Шрифт:
Машу не узнать было!
Маша так изменилась, потому что помог ей доктор.
При чем же Будылин?
Да ни при чем, так, – для затеи.
Баланцев затеял развлечь своего темного друга, и достиг цели.
Антона Петровича не узнать было!
С каждым днем черный выходил он из своей черноты.
А это любовь заполняла сердце его.
Только чего же он медлит? Надо же, наконец, объясниться!
А по осени, когда полетят птицы в теплые страны, сыграют свадьбу.
И
Прошел день, он и еще раз сказал и еще громче – когда птицы полетят в теплые страны, сыграют свадьбу! – оробел от своих слов, но не так уж.
А понемногу привык и мысли свои настроил на всякие подробности.
В первую же субботу, окончательно уверившись, что он и есть жених самый настоящий, сговорился Будылин с Баланцевым, и женихом потащился к Тимофеевым.
Он решился. Он сбрил ничшеанские свои усы, крепко затянул шнурки у ботинок, подвязал ярко-голубой галстук и, набравшись слов из русско-немецкого разговорника, сам чувствовал, что смелеет с каждым шагом.
Задорский, случившийся в тот вечер у Тимофеевых, после спросил Машу:
– Почему у вас все какие-то ископаемые бывают?92
И вправду, что-то от ископаемого было в Антоне Петровиче: ведь, чтобы изгладить всякую флуоресценцию с Будылинской физиономии, Баланцев прибег к верному средству – к тальку, но с излишком: тальк, как пепел, сыпался с рогатого лба.
Гостей встретила Маша.
Не удержавшись, сразу же она громко расхохоталась.
Да и Александр Николаевич не мог скрыть улыбки.
А Баланцев, как переступил порог, так со смеху и покатился.
Антон Петрович решил, что так полагается и, стараясь во всем подражать приятелю, сделал что-то похожее на улыбку, но такое вышло, такое смертельное, лучше бы не старался.
И это еще пуще подожгло Баланцева.
– Ну вот, вам и жених! – захлебываясь, выпалил он.
– Подождите ж, нельзя так сразу.
Антон Петрович начинал смущаться.
– Жених, жених!
Баланцев, не унимаясь, подталкивал Будылина.
Антон Петрович вдруг схватился:
куда-то пропал букет, который должен он был поднести Маше еще на пороге.
– Где цветы? Вы меня совсем спутали!
Букет оказался под шляпой у Баланцева.
Антон Петрович, не стерпев, ткнул Баланцева кулаком в живот.
– Мучитель!
Баланцев перестал смеяться.
Отряхнув букет, Антон Петрович подошел к Маше, но слова – черт знает что такое! – слова, заученные из русско-немецкого разговорника, забылись все до одного.
Молча топтался он на одном месте и шаркал, как неумелые дети.
Маша, едва сдерживаясь, смотрела.
«Как она смотрела! Как она смотрела!»
Вспоминая, говорил после Антон Петрович Баланцеву, неисповедимо уверившись, что весь вид его тогдашний, а букет особенно, произвели и без слов должное впечатление.
Оставалось найти подходящую минуту и объясниться.
А все мешало: Маша не была одна, а все на людях, правда, близких, но все-таки на людях такого делать не полагалось.
«Надо стать на колени, потом поцеловаться. Нет, это никак невозможно!»
И несколько раз, довольно внятно, всякому слышно, шептал Будылин Баланцеву, чтобы тот вышел из комнаты и увел с собой Тимофеева.
Но Баланцев точно оглох,
«А может и слава Богу, что все так не делается!»
Антону Петровичу стало страшно:
вот уйдет Баланцев, уведет Тимофеева, останется он глаз на глаз с Машей и надо будет начать объясняться – надо будет говорить…
«А вдруг скажу, да что-нибудь не так или само скажется и совсем не то!»
И так же внятно стал он теперь шептать Баланцеву, чтобы тот ни под каким предлогом не уходил и не оставлял его одного.
А Баланцев, точно назло, начинал делать всякие подходы, чтобы увести Тимофеева и оставить Антона Петровича наедине с Машей.
«Что я наделал! Что я наделал! – терзался Антон Петрович – так легкомысленно связать свою и чужую жизнь!»
Антон Петрович уж готов был просто сбежать.
Не тут-то, все делалось наоборот: Баланцев встал, за ним Тимофеев –
Антон Петрович почувствовал, что коленки у него дрожат и голос пропал.
Но в это время вошел Задорский.
Не выдержав, бросился Антон Петрович к доктору. И тряс его руку с таким неистовством, точно был доктор первым и единственным, кого он только и ждал.
А взглянув на Машу, Антон Петрович подосадовал: такая вдруг радость залила ее лицо!
«Доктор всему помешал!»
Необыкновенно весело было в тот вечер у Тимофеевых.
Не сразу догадался Баланцев, что между Задорским и Машей есть что-то.
«Доктор ухаживает за Машей!»
Так сказалась догадка.
И когда про это передал он Антону Петровичу, того точно пришибло.
– Что вы говорите? Я не допущу.
– Можете! Но этим вы ничего не поправите. А лучше всего, конечно, проверить.
– Я пропал! – глухо сказал Антон Петрович.
И сколько ни уверял Баланцев, что дело вовсе еще не потеряно, что в крайнем случае можно стреляться.
– И оружием устранить противника –
Антон Петрович, не умевший стрелять и никогда не стрелявший – ратник ополчения второго разряда93 – одно твердил: