Том 4. Пожиратели огня (с илл.)

Жаколио Луи

Кроме того, нагарнуки не верят в естественную смерть; для них всякая болезнь или несчастный случай, повлекший за собой смерть, являются следствием колдовства какого-нибудь врага, что служит поводом для ужасной мести. Поэтому едва только нагарнук серьезно занемогает, он, прежде чем лечиться у знахаря, обращается к колдуну, чтобы тот произнес наговор и накликал болезнь на предполагаемого недруга, и это суеверие составляет чуть ли не главный доход колдунов.

Вера в то, что белые люди — это вернувшиеся с луны на землю предки или недавно умершие родственники, не раз давала повод к самым забавным случаям. Так, один молодой американец, путешествовавший для собственного удовольствия, случайно зайдя в главную деревню нагарнуков, был принят ими за недавно умершего молодого воина

Вахиа-Нуу, оставившего после себя неутешную мать и жену. Увидев молодого американца, мать умершего тотчас же признала в нем своего безвременно погибшего сына Вахиа-Нуу; она с криком радости кинулась к нему на шею, плача от восторга и счастья; все присутствующие при этом одноплеменники также признали в нем умершего воина. Между юным американцем и Вахиа-Нуу было, вероятно, известное сходство, так как вернувшийся с охоты отец также признал в нем своего сына. Побежали к его жене, которая, скорбя по мужу, не выходила со дня его смерти из своей хижины; молодая женщина прибежала и, не помня себя от радости, безумно счастливая, осыпала ласками и поцелуями своего вернувшегося супруга. Сколько ни протестовал молодой американец, ему не верили.

— Я не Вахиа-Нуу, — кричал он через переводчика, — меня зовут Уильям Дигби! Я — американец! Видите, я не знаю вашего языка, я не понимаю вас!

Но нагарнуки все это отлично знали: он там, на луне, в стране предков, утерял память о земном; он забыл свой родной язык, но может положиться на них, на свидетельство всего племени, на прозорливость материнского сердца и любовь его молодой жены. И все кричали ему радостно со всех сторон:

— Здравствуй, Вахиа-Нуу! Как ты поживаешь, как хорошо, что ты вернулся! Мы снова будем с тобой охотиться за кенгуру и ловить рыбу на озере Эйр!

— Но я вас не знаю! Я никогда не бывал на луне! Я прибыл сюда из Сан-Франциско!

Но все было напрасно: его окружили со всех сторон и с триумфом понесли в хижину, а впереди шла его жена с младенцем на руках.

Возвратившегося с луны сторожили потом так усердно, что только два года спустя молодому американцу удалось наконец бежать, похитив коня на одной из ближних плантаций. Двадцать раз пытался он бежать от нагарнуков, но те каждый раз всем племенем устремлялись на поиски и водворяли его в хижину.

Кроме того, нагарнуки верят еще в счастливые и несчастливые дни и числа. Вы ни за что не заставите нагарнука предпринять что-либо в годовщину смерти кого-нибудь из родственников или даже друзей, а также в первую или последнюю четверть луны. Также опасаются нагарнуки и всех нечетных чисел — 3,5,7,9; дальше этого они не идут, так как считают только до десяти, по числу своих пальцев на руке, а затем начинают снова и говорят десять и один, десять и два, десять и три и т. д., затем — два десять и один, два десять и два, два десять и три. Всякая цифра свыше десяти для них уже «неимоверное, громадное число».

XIII

Праздник огня. — Столб пыток. — Борьба на берегах озера. — Виллиго и Коанук ранены насмерть.

НАГАРНУКИ СООРУДИЛИ БОЛЬШОЙ НАВЕС из листьев для защиты своих друзей европейцев от солнца.

В племени насчитывалось шесть великих вождей, которые владычествовали над ними поочередно, каждый в течение двух месяцев — лунных, конечно. Виллиго был один из этих шести вождей; кроме того, он носил еще название «военачальника», и когда топоры вырывались из-под порога хижин, то есть в военное время, он становился единственным главнокомандующим всего племени. Это почетное и пожизненное звание военачальника присуждалось Советом Старейшин самому мужественному, отважному и разумному из вождей, благодаря чему он даже и в мирное время пользовался особым почетом и уважением.

Ныне правящий великий вождь и Виллиго встретили Дика и его спутников у входа в деревню и проводили под навес, где центральное место было предоставлено канадцу, по правую его руку расположились Оливье и Лоран, по левую — фермер Кэрби и Джонатан Спайерс. Во втором ряду разместились оба капитана с «Надежды» и «Княжны» и оба механика.

В этот момент появился Верховный

Жрец, или Хранитель Огня, и все племя, разделившееся на два лагеря, по одну сторону — мужчины, по другую — женщины, общим хором запело гимн во славу огня:

Колак туннамэ неанимэ Певуиллах пуньяра. Роонах Леппака маламатта Лииналлэ! Ренанэ тауна невурра певурра Номека павуана поолапа Лелапах, Нуганэ майеах мелароотера Коабах ремавурра!

Что в переводе значит:

О, огонь, великолепный и грозный, Тебя унесла в свою хижину Леппака, Приняв от своего супруга Лииналлэ Священную палицу, которой он зажег Священный Огонь земли! Продолжай же согревать нас в холод, В бурное время года, продолжай Готовить нам пищу и закалять Острия наших стрел, сжигать наших врагов И ограждать Лелапаха и его семью, и всех нас.

Лелапах было имя Великого Хранителя Огня, а Леппака и Лииналлэ — имена той четы, которой предание приписывало открытие огня.

Нагарнуки отличались замечательными музыкальными способностями: они умели так хорошо подбирать голоса, что хор в восемь или десять тысяч голосов звучал стройно и благозвучно, то достигая высших нот, то спускаясь на низшие. Прелесть и своеобразие этого пения трудно даже представить себе, а не только передать.

По окончании пения гимна были приведены шесть пленников, нарочно сберегавшихся для этого случая со времени последних военных действий против нирбоа; их привязали к столбам пыток, но ни один не выказал ни малейшего страха или волнения перед грозящей ему ужасной участью. Все они стройно пели свой военный гимн, смело глядя в глаза своим врагам, с наслаждением и гордостью перечисляя, сколько они перебили нагарнуков, и прерывая себя только для того, чтобы подхлестнуть злобу нагарнуков новыми издевательствами и оскорблениями, как бы желая этим побудить врагов поскорее окончить их мучения.

— Что с ними будут делать? — спросил Джонатан Спайерс.

— Эти несчастные обречены на пытки и на смерть на костре! — пояснил Оливье.

— И их сожгут сейчас на наших глазах, а мы будем спокойно смотреть на такое злодеяние и ничего не сделаем, чтобы помешать им?!

— Успокойтесь, на этот раз нам удалось уговорить наших друзей нагарнуков, чтобы они в нашем присутствии устроили только подобие казни; только при этом условии мы согласились присутствовать на их торжестве. Таким образом, вы будете избавлены от этого ужасающего зрелища, и я даже думаю, что ради дня рождения Дика этим несчастным возвратят свободу после того, как попугают их видимостью пыток и казни. Но это в первый раз австралийский буш увидит подобный акт милосердия!

Однако сам канадец не особенно верил в возможность подобного мягкосердечия со стороны своих друзей-нагарнуков.

Между тем после священного гимна началась пляска, в которой принимали участие все взрослые члены племени, кроме старцев и женщин. Танцующие держали в руке по зажженному смоляному факелу и плясали вокруг большого, разложенного на площади костра. Целые снопы искр сыпались от факелов, и в полумраке леса, обрамлявшего деревню, эти сотни движущихся факелов и черных пляшущих фигур представляли собой фантастическую картину какого-то шабаша, на котором, для полноты иллюзии, не было недостатка даже в ведьмах: старухи, прилежные запевалы племени, воодушевляя танцующих выкриками и жестами, также принимали участие в пляске; то тут, то там мелькали их седые космы, тощие руки и горбатые спины.