Том 4. Солнце ездит на оленях
Шрифт:
Весну, конечно, привозит солнце, ведь оно — главный хозяин и неба и земли, без него ничего не делается. И как только после полярной ночи появилось солнце, так показалась и весна. Сперва небольшими подтайками на полуденной стороне гор, валунов, на самом, говорят северяне, солнечном упоре, на самом угреве. Спустя немного распустила капель с крыш и деревьев, повисла на них радужно сияющими ледяными бусами, стрелками. Потом начала выглядывать из-под снега маленькими проталинками в уборе из вечнозеленых листочков брусники и спелых рубиновых ягод прошлого
При первых же проталинках прилетели самые нетерпеливые и удивительные из северных птиц — пуночки. Посмотришь и ни за что не поверишь, что эти маленькие, щупленькие северные воробьи всякий год делают по два кругосветных путешествия: осенью на зимовку летят из Лапландии в Австралию, весной, летовать, выводить птенцов, — из Австралии в Лапландию. Летят через теплые, райские страны, и почему-то ни одна не может соблазнить их, почему-то им дороже всех каменная, холодная Лапландия.
Вокруг — океан снега глубиной в человеческий рост, впереди будут еще морозы, пурги, а пуночки бойко порхают и весело посвистывают:
«Фьюит! Фьюит!»
— Ну, зачем вы так рано?! — сожалела, выговаривала им Ксандра. — Наверно, ошиблись. Летите на юг!
Но пуночки спокойно мастерили гнезда. Эти крошки, дважды в году перелетающие через много земель, гор, морей, стали для Ксандры примером смелости, трудолюбия, выдержки, преданности родным краям, родным местам.
В апреле весна взбудоражила всю Лапландию. Таял снег и уходил ручьями в озера, болота. Полней и быстрей побежали реки. Сильней загремели водопады. Снова появились улетающие на зиму птицы. Оленеводы вместе с семьями, стадами и необходимым скарбом потянулись из зимних поселков среди лесов на весенние открытые пастбища.
Веселоозерцы ехали одним обозом, больше десятка упряжек. Две последние везли школу и баню. Ксандра, все ученики и все ребятишки, мечтавшие учиться в будущем, шли около этих упряжек. Тут же крутилась свора бездельных еще, ребячьих собак, которых пастухи не допускали к стаду. С оленями обходились осторожно, бережливо: среди них были матки, дохаживающие последние дни до отела.
На весеннем пастбище расселились широко, по берегам нескольких озер, чтобы не перехватывать друг у друга рыбу. Затем выделили из стада стельных оленух и угнали на особое, отельное, место. Оно было открытей, солнечней и богаче кормом тех, где паслись прочие олени.
Ксандра сгородила куваксу-школу в центре становища, чтобы всем ученикам до нее было одинаково; земляной, еще мерзлый пол забросала сосновыми лапами, поверх лап раскинула оленьи шкуры; в самой середине куваксы, под дымовой дырой, сложила из мелких валунчиков очаг, внесла столы, табуретки, и получилось не хуже, чем в тупе. Весна, правда, сильно будоражила ребятишек. В перемену их выпустят поиграть возле школы, а они умчатся к озерам глядеть, какие прилетели птицы, начнут бросать в вешние потоки щепки — ну, чей «кораблик» обгонит? — и убегут за ними. Даст Ксандра дежурному оленный колокольчик, велит собрать разбежавшихся, а дежурный нацепит его себе на шею и затеет игру в оленей. Самого надо искать.
В таких случаях Ксандра говорила:
Ксандра решила проведать Коляна. Почти месяц он жил на отельном месте, возле оленных маток и телят. У Ксандры за это время побывал всего разочка два-три, и то накоротке, без присяду. Она пробовала удержать его подольше, угостить горячими лепешками. Он отмахивался, отнекивался:
— Некогда, некогда. Там такое дело… — Крутил головой, жмурился. Всегда спокойный, тихий, неторопливый, часто медлительный, тут он сильно волновался, спешил. Знать, и в самом деле было что-то неотложное.
— Расскажи, хоть коротенько! — просила Ксандра.
— Нельзя коротко, не выйдет.
В последний раз она спросила, зачем же он пришел к ней, если не хочет ни садиться, ни разговаривать.
— Поглядеть на тебя. — И засиял весь: — Хорошо жива, здорова.
В дорогу она снарядилась вроде богомолки в далекий монастырь, каких не раз видала на Волге: за плечи мешок с запасной обувью, одеждой и едой, в руки березовый посох. Вышла рано утром, чтобы весь путь, хотя и недлинный, но трудный, одолеть засветло.
Было ясно, солнечно. Помогая идти, в спину дула теплая южная поветерь, как называют в Лапландии попутный, походный ветер.
Широко вокруг раскинулась белая с неяркими оттенками — сероватым, голубоватым, синеватым — ягельная тундра. Местами лежали едва отличимые от нее пятна недотаявшего снега. Местами поднимались над ней по пояс Ксандре заросли карликовых ивняков и берез. Этот полярный лес еще не опушился листвой, был темен. И в лесу, и среди ягеля, и над кромкой снегов пестрыми огоньками горели под солнцем первые тундровые цветы и прошлогодние ягоды брусники.
Ксандра шла местами, которые были попестрей, попутно собирала букет из цветов и ягод. Постоянно встречались бурные вешние потоки, дико прыгающие по камням. Через большие она перебиралась вброд. Интересно и страшно было ступать на округлые, подводные скользкие камни. «Будь смелей, учись у пуночек, — подбадривала себя Ксандра. — Учись у лопарей, у Коляна. Они всю жизнь ходят по камням». Оно и верно. Ученые доказывают, что таяние ледников в Лапландии началось не больше пятнадцати тысяч лет назад, а полное освобождение от них наступило совсем недавно. Почва, мхи, травы не успели еще прикрыть везде каменное тело страны. Озера стоят в каменных берегах, и дно утыкано камнями. Реки скачут по наваленному дико камню. В лесу больше камней, чем деревьев. На болотах почти под всякой кочкой лежит валун.
Через небольшие потоки Ксандра перемахивала, разбежавшись, одним прыжком. Тоже интересно и жутко перелететь с одного берега на другой, не шлепнуться в воду. Потоки были удивительными скульпторами: получив от ледников довольно однообразный валунный материал, они создали из него многоликий каменный мир, где были камни добрые, злые, мрачные, веселые, бодрые, усталые, мудрые… Камни-люди, камни-звери, камни-птицы… Просто камни, без своей особой наружности и своего характера, камни тупо-валунного облика с глупо-валунным выражением.