Том 5. Стихотворения, проза

Бальмонт Константин Дмитриевич

Капбретон,

Ланды,

1927, 4 марта

Голубая подкова

Георгию Гребенщикову

В этих минутах, залитых родимым солнцем, зелено-голубых от леса и небес…

Гребенщиков, Трубный глас, гл. 3

Неоглядная равнина от стальной, далекой щетины леса до голубой подковы небосклона…

Гребенщиков, Сто племен с единым, гл. 3

1

Солнцезахваченным бродил я много в мире, В тех странах, где на всем лишь солнечный закал. Но жаром он и там, в раскинутой Сибири, Где внутренним огнем всегда кипит Байкал. Сибирские леса – земная небу риза, В разлитии степей сверкает песнь, звонка. Там братски полюбил я легкого киргиза И дымнотеплую кибитку калмыка. Там каждый, подходя, мне улыбался вольно, Там каждая душа собой являла ширь. В фиалках, в ландышах, невестна, хлебосольна, Простором исполин, великая Сибирь. А пирамиды льда при вскрытии Амура, А чаши орхидей, где думал чуять цепь. Алтай. Полет орла. Два дня, что смотрят хмуро. Семь дней – златоогонь. Вся солнечная степь. Но я сейчас в стране, где мысли в узких путах. Тоскую длительно. Дух жизни здесь исчез. И лишь с тобой опять я в солнечных минутах. Зелено-голубых от леса и небес.

2

Ты сто племен с единым в гуле звона   Качнул, их замыкая в мудрый сказ. До голубой подковы небосклона   Зажегся снежный пламень и не гас. Чубек, рыбак, любимец Енисея,   Их три – Чубек, тайга и Енисей. Без слов поет Чубек, шаманно млея,   О рыбине с жемчужиной очей. А у жены Чубековой есть шубка,   Не сосчитать оленьих лапок в ней. Чубекона жена – она голубка,   Чубек же, голубь, хан средь голубей. Но царь послал поклон до Енисея,   Чубек оставил чум свой и жену. Прощай, тайга. От блесток снега млея,   Чубек на лыжах мчится на войну. Там далеко, где льды – хрустальным лугом,   Где вьет пурга над Леной вой и гул. Средь сполохов, там за полярным кругом,   Без солнца бьет песцов якут Туртул. Из узких глаз зрачки – как звезды ночи,   «Поход. Война. Зовет тебя сам царь». Якутский день – полгода, не короче,   И ночь якута долгая, как старь. И мысль якута – снежные туманы,   Метель ведет напев в одну струну. Цари якутских сказок щедры, пьяны,   Туртул на лыжах мчится на войну. Царицы дочь, красавицы Ангары,   Байкала внучка, Енисей – жених, Рекой Тунгуской все зальем пожары   В душе тунгуса. Сны? Зальешь ли их. Тунгус поет так тонко и певуче,   Не различишь, не ветер ли поет. Спит наяву. В одной все звезды куче.   Всех любит он. Душа его как мед. Уйби-Кута, тунгус, ребенок малый,   «Помочь царю» он понял мысль одну, И вновь к невесте, в куст малины алой.   Уйби-Кута уходит на войну. Так всех – так всех – обманом – заманила   В свое жерло свирепая война. И сто племен с единым – это было,   Но тех племен вся сказка – где она? От леса, где мы спим, в разгуле звона.   Мы, мертвые, среди бездушных плит, До голубой подковы небосклона   Зажегся вещий пламень – и горит.

Кламар,

Сена,

1934, 12 мая

Моя любовь

Вступая в мир, мы в дом вступаем отчий, Нас нежит мать, баюкает нас няня, Роняет нам свой свет и отсвет счастье, Родная речь промолвит нам: «Желанный!», Всех звезд в мечты нам набросает полночь, Привет тебе, моя любовь, Россия! Из всех былин желанней мне Россия, Взгляд матери и кроткий голос отчий, Заря с зарей, им чуть раздельность – полночь, Июнь прозрачный, что-то шепчет няня, Дремлю, горит лампадки свет желанный, И свет и тень – во всем ребенку счастье. Галчонка принесли, какое счастье, Простых подарков не сочтет Россия, Кормить галчонка – пир души желанный, С птенцом дитя играет в разум отчий, И сказку мне рассказывает няня, Что сокол – день, а ворон с галкой – полночь. Смеясь, на волю выпустил я полночь И сердцем знал, что в черных крыльях счастье, О светлых птицах досказала няня, Жар-птицей назвала себя Россия, И разве не костер – весь дом мой отчий, И разве не огонь – наш гость желанный! Кто сделал так, что весь мой свет желанный Упал в нерассекаемую полночь? Из далей запредельных образ отчий Вернет ли мне мое родное счастье? Леса, поля, калина, степь, Россия, На грани лет ты будешь ли мне – няня? Там где-то между звезд чуть шепчет няня: «Терпи, терпи – твое придет, желанный!», Тоска к тоске, мне мечет клич Россия, Чтоб я не закреплял тоскою полночь. И край чужой, мне не даруя счастья, Дает мне страсть – любить лишь край мой отчий. Мой дом, мой отчий, лучших сказок няня, Святыня, счастье, звук – из всех желанный, Заря и полночь, я твой раб, Россия!

Париж

1926. 9 мая

Под новым серпом

Часть первая

1

Четыре котенка нежатся на теплой завалинке, разогретые лучом весеннего солнца. Они вертятся, льнут друг к другу, ложатся – один на спинку, другой на бочок, поднимают кверху лапки, ловят что-то воображаемое, мурлычат, сверкают глазенками, и у каждого на уме свое, у одного непохожее на то, что у другого, все они грезят по-разному. Они от одной матери, и мать серая, но они все разные: один черный, другой тоже черный, но с белой грудкой, и третий рыженький, а четвертый пестрый. Когда они вырастут, они и вовсе будут разные по нраву. Один будет тихонько мурлыкать и все больше лежать на лавке и смотреть в окно, а другой будет честно ловить мышей, а третий полюбит подстерегать птичек, а четвертый все будет таскать со стола, как его ни наказывай, будет смотреть на хозяйку получестными, лживыми глазами, и, что с ним ни делай, воровское сердце будет вовлекать его в воровство.

Вон у рябой курицы сколько желтеньких цыплят. Все они желтенькие и точно игрушечные. Как будто их нарочно сделали на Пасху, чтобы дети на них тешились. Но и у них будет у каждого особый нрав. Только люди, живущие в больших городах и не видящие природы и всего, что в ней, воображают, что все существа одной породы одинаковы. Так точно европейские путешественники, в первый раз приехавшие в Африку, находят, что все негры на одно лицо. Потом они узнают, что это не так. И когда в деревне под утро поют петухи, четко можно услышать, у какого петуха голос всех чище и звончее. И тоже ведь есть где-то бои петухов, и некоторые из них – совсем герои, даже бывают прославленные.

А жаворонки? А соловьи? Иной поет как будто пожилой тенор, охрипший от вчерашнего кутежа. Только старается и красуется, а ничего у него не выходит. А бывает такой, что сердце плачет, его слушая, и не знаешь, чего хочешь, душа из тела просится, и хочется ей утонуть в голубом, глаза закрываются сами, и кажется, что на лице поцелуй горит. Одна и та же песня по-разному звучит. Одно и то же слово два разные человека скажут, и сердце порвется надвое. Не узнаешь, кого слушать, за кем идти.

Эти мысли мелькали в молодой умной женской головке, и не давали ей покоя. Не давало ей покоя впрочем не это размышление, а что-то совсем другое.

Ирина Сергеевна была женщина мечтательная и капризная. Пожалуй из каприза она и начала вызывать в своей души весенние образы, когда кругом шелестели желтые листья, и легкие паутинки носились по воздуху в луче золотого сентября. Может быть, впрочем, совсем не из каприза. Лицо ее было скорее грустное и озабоченное.

Выйдя из усадьбы одна и миновав деревню, она шла по сжатому выветренному полю к недалекому леску, из которого доносился звонкий и дружный лай гончих. «Опять эта дикая забава, – подумала с недовольством молодая женщина. – Изо дня в день, изо дня в день одно и то же».

Ирина Сергеевна не только не отрицала охоту вообще, но и сама не раз охотилась с мужем своим Иваном Андреевичем Гиреевым на волков и лисиц. Носиться с борзыми на быстром коне по дикому полю и чувствовать, как ветер свистит и справа, и слева, а конь горячо дышит, волнуясь и радуясь заодно с седоком, – это, конечно, настоящее занятие, достойное человека, любящего волю. Но целую неделю травить зайцев, забывая обо всем другом на свете, – это мелко, это ничтожно.

Поредевшая лесная опушка в своем желто-красном уборе, с преимущественным изобилием воздушно-желтого цвета всяческих оттенков, была уже совсем близко, и звонкая стая гончих – было явственно слышно – вела свой переливчатый лай, уклонявшийся то правей, то левей, не в глубь леса, а ближе, к опушке. Ирина Сергеевна узнавала отдельные голоса собак. Вот лает с подвизгиванием Заноза, пестрая сучка с голубыми глазами, вот захлебывается от нетерпения рыжий Терзай, не отстают в усердии Сбой, Кусач и Нагоняй, и всем дружным лаем, покрывая его и густо окутывая, правит, как властный бас, глухим своим голосом Громило.

Ирина Сергеевна знала, что встретится с охотой. Она была бы не прочь обрадовать своим неожиданным появлением черноглазого и черноусого своего Ванечку, к которому уже несколько дней она опять чувствовала за полосой охлаждения, чрезвычайную нежность, то истомное стремление, которое вставляет говорить любимому – желанный. Она знала, что глаза его засияют доброй кроткой улыбкой, немного застенчивой, точно он стыдится собственной своей нежности, и она скажет ему: «У, бука! У, злой! Опять убежал от меня. Домой пора». Ирина Сергеевна хотела встретить Ивана Андреевича и закрепить в своей душе что-то большое и светлое. Ей совсем не хотелось встретиться с его приятелем, вместе с ним охотившимся, Зигмунтом Огинским. После того что было один только раз, так жутко, и ярко, и неожиданно, два года тому назад между ними, – один только раз, – она не хотела его больше видеть, и он честно выдержал разлуку целых тринадцать месяцев, выдумав себе поездку в польское свое имение в Виленской губернии. Но два уж месяца как он вернулся и снова дружил с Гиреевым, и опять они весело выхвалялись друг перед другом охотничьими подвигами. Красивый поляк с синими глазами и орлиным носом, несколько надменный, но и безукоризненно-вежливый, умел достигать, чего хотел, и снова пытался завладеть ее душой. Но довольно. Польский язык она с ним изучила. Нового Мицкевича, Словацкого и Красинского он не выдумает. А их она уже прочла и многое другое. «Ванечка не любит стихов и не читает книг, а когда я играю на фортепьяно или когда на деревне водят с песней хоровод, какое у него тогда лицо, лучше любой поэмы. Зигмунт, – Ирина Сергеевна мысленно сказала „Зигмунт“, – умеет красно говорить, но кажется, что книги и стихи любит он так же как свою двустволку, чтоб застрелить побольше дичи, и своего легавого Вавеля, которого можно послать куда угодно, делать стойку и смотреть на приказывающего покорно-услужливыми собачьими глазами. Нет, от меня он этого не дождется».