Том 6. Письма 1860-1873
Шрифт:
Je suis pein'e d’apprendre que la souscription pour le journal ne marche pas `a souhait*. Comment se fait-il que jusqu’`a pr'esent je n’en ai trouv'e le prospectus que dans la seule Gazette de Moscou? et pourquoi les journaux de P'etersbourg ne l’ont-ils pas encore reproduit?
Ce que moi et tous les amis de ton mari, nous d'esirons le plus vivement dans l’int'er^et de son journal, c’est que la pens'ee qui l’inspire soit parfaitement comprise aussi bien du public qu’en haut lieu. Nous autres, nous savons bien que de toutes les tendances qui se partagent la presse du pays, sa tendance, `a lui, pr'ecis'ement parce qu’elle est la plus nationale, est, par l`a m^eme, la plus r'eellement conservative, la plus sinc`erement d'evou'ee au principe m^eme de l’autorit'e en Russie. Aucune autre opinion, m^eme des plus agr'eables au pouvoir, n’acceptera ce principe avec une franchise plus convaincue. Voil`a ce qui n’est pas un secret pour les gens qui pensent et qui sont de bonne foi. Mais ces gens-l`a, chez nous comme partout ailleurs, ne forment qu’une minorit'e, quant au gros du public, la forme pour lui l’emporte toujours sur le fond, et il est parfaitement incapable de reconna^itre la pens'ee du fond, la pens'ee persistante, `a moins qu’on ne la lui rappelle en toutes lettres `a travers les hasards nombreux de la r'edaction… C’est donc `a diminuer le nombre de ces hasards qu’il faudrait appliquer tous ses soins… La Russie est certainement le pays o`u il se fait le moins de mal de parti pris, et o`u il s’en fait le plus par malentendu et inintelligence… et il se passe presque tous les jours des choses vraiment incroyables dans ce genre-l`a…
Je te quitte en te remerciant encore une fois de la bonne nouvelle, je compte vous arriver dans une quinzaine de jours. — Mille amiti'es `a ton mari.
Ф.
: Петербург. 21 ноября <18>66
Спасибо, милая Анна, за отрадную новость, которую ты мне сообщаешь*. Только бы она подтвердилась, и т. д… Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы представлять себе, что ты сейчас чувствуешь и какое внутреннее обновление ты должна ощущать всем своим существом… Да хранит тебя Бог, как и прежде…
Я огорчен, что подписка на газету идет не так, как хотелось бы*. Почему до сих пор объявление о ней опубликовано только в одних «Московских ведомостях»? и почему петербургские газеты его все еще не перепечатали?
Я, как и все друзья твоего мужа, горячо желаю, в интересах его издания, чтобы идеи, коими он вдохновляется, были бы до конца поняты как публикой, так и в высших сферах. Мы хорошо знаем, что из всех общественных направлений, представленных в русской печати, его направление носит наиболее ярко выраженный национальный характер и именно потому является наиболее реально консервативным, наиболее искренне преданным самому принципу власти в России. Никакая другая доктрина, даже из самых угодных власти, не будет исповедовать этот принцип с большим чистосердечием. Для людей мыслящих и честных это не секрет. Но у нас, как и везде, такие люди составляют меньшинство, для широкой же публики форма всегда важнее содержания, а потому она совершенно не способна воспринять мысль глубинную, мысль твердую, если только редакция не будет ей без конца ее разжевывать, рискуя при этом столкнуться с массой неожиданностей. Следует, стало быть, приложить все усилия, чтобы свести к минимуму число подобных неожиданностей…Ведь в России зло очень редко творится умышленно, гораздо чаще — по недоразумению и недомыслию… и почти каждый день происходят поистине невероятные случаи в этом роде…
Прощаюсь с тобой, благодарю еще раз за приятную новость и надеюсь недели через две вас увидеть. — Дружески кланяюсь твоему мужу.
Ф. Тютчев
Тютчевой Е. Ф., 25 ноября 1866 *
<P'etersbourg>. [36] Vendredi. 25 n<ovem>bre <18>66
Hier le t'el'egraphe avait d^u te porter, ma bonne et ch`ere Kitty, mes f'elicitations et mes voeux * , mais on m’a renvoy'e ma d'ep^eche, en me faisant dire que le t'el'egraphe ne fonctionnait plus. Il para^it qu’il a attendu le jour de la Ste-Catherine pour foutre cette niche au public. — Eh bien, sauf le retard, j’aime mieux me servir de la voie ordinaire, pour te dire, d’une mani`ere moins lapidaire, tout ce que j’ai au fond du coeur de tendre affection, de s'erieuse estime et de profonde sympathie pour vous, ma fille ch'erie. Tout ce que tu me dis dans ta derni`ere lettre de la force vivifiante, que l’^ame puise dans une r'esignation volontaire, est certainement bien vrai, et cependant, te l’avouerai-je, moi, pour ma part, je ne saurai me r'esigner `a ta r'esignation, et tout en admirant la belle pens'ee de Joukofsky, qui a dit quelque part: «Есть в жизни много прекрасного и кроме счастия» * , je ne cesse de faire des voeux pour toi dans le sens d’un bonheur qui exige moins d’efforts…
36
В
Et cependant j’ai l`a, sous les yeux, l’exemple de la pauvre Daria qui pr^eche bien haut, par le contraste, l’action salutaire de la r'esignation spontan'ee. Ce contraste, d’ailleurs, m’a souvent frapp'e, et ce n’est d’ordinaire que dans les oeuvres de fiction qu’on en trouve d’aussi marqu'es…
Ici on est encore sous le coup de la catastrophe de Milioutine*. Il para^it que la vie sera sauv'ee, mais que l’homme est perdu, l’homme public au moins, et c’est une bien grande perte, surtout dans le moment actuel. Je ne sais ce que va sans lui devenir la question polonaise, cette question de vie et de mort pour la Russie, gr^ace aux influences qui vont se donner carri`ere maintenant. — La pierre de Sisyphe va de nouveau red'egringoler*, et plaise `a Dieu qu’elle ne finisse par nous 'ecraser.
Tcherkassky* est arriv'e ici, je ne l’ai pas encore vu…
Mes plus tendres amiti'es aux Aksakoff, mari et femme, auxquels j’aurais bien des choses `a dire, s’il ne fallait pas les 'ecrire.
Que Dieu leur soit en aide pour mener `a bien tout ce qu’ils attendent de l’avenir et qu’un double succ`es vienne couronner leurs efforts…
Dis `a mon fr`ere que je compte toujours passer les f^etes `a Moscou.
Au revoir donc, `a bient^ot, ma fille ch'erie, et que le Ciel v<ou>s prot`ege.
<Петербург>. Пятница. 25 ноября <18>66
Вчера телеграф должен был принести тебе, моя милая, славная Китти, мои поздравления и пожелания*, но телеграмму мне вернули, сказав, что телеграф перестал действовать. Он словно ждал дня св. Екатерины, чтобы сыграть с людьми эту злую шутку. — Ну что ж, хоть поздравление теперь и опоздает, я с большей радостью пользуюсь обычным способом, чтобы выразить в менее сжатой форме всю заключенную в моем сердце нежную привязанность, все мое безграничное уважение, всю глубокую к тебе симпатию, милая моя дочь. Все, что ты мне говоришь в последнем письме о живительной силе, которую черпает душа в сознательном смирении, конечно, весьма справедливо, но что до меня, то признаюсь тебе, я не в силах смириться с твоим смирением и, вполне восхищаясь прекрасной мыслью Жуковского, который где-то сказал: «Есть в жизни много прекрасного и кроме счастия»*, — не перестаю желать тебе счастья, которое требовало бы от тебя меньших усилий…
А между тем у меня перед глазами пример бедной Дарьи, которая, в отличие от тебя, во всеуслышание проповедует спасительную силу смирения бессознательного. Этот контраст меня, кстати, часто поражал, ведь обычно только в романах он бывает так ярко выражен.
Здесь всё еще находятся под впечатлением несчастья, постигшего Милютина*. Жизнь ему как будто спасут, но как личность, по крайней мере как общественный деятель, он погиб, а это большая потеря, особенно в данный момент. Не знаю, как будет без него решаться польский вопрос, являющийся для России вопросом жизни или смерти из-за влияний, которые теперь проявят себя. Сизифов камень может снова покатиться вниз*, и дай-то Бог, чтобы он в конце концов не раздавил нас.
Сюда приехал Черкасский*, я его еще не видел…
Передай мои сердечные приветствия Аксаковым, мужу и жене, я многое мог бы им сказать, если бы не приходилось это делать письменно.
Да поможет им Бог довести до благополучного конца все, что они задумали на будущее, да увенчаются их общие усилия двойным успехом.
Передай моему брату, что я по-прежнему намереваюсь провести праздники в Москве.
До свиданья же, до скорого, милая дочь, храни тебя Бог.
Майкову А. Н., не позднее 27 ноября 1866*
Воскресенье
Не пожалуете ли вы сегодня кушать к нам, дорогой мой Аполлон Николаевич. Дочь моя, Marie, жаждет вас видеть и ставит мне в непременную обязанность вознаградить ее вами за все те балы и спектакли, в которых она уже не участвует. — Приезжайте и привезите с собою возвеличенного Карамзина и исправленного Раскольника. Если же, паче чаянья, вам нельзя сегодня, то будем ждать вас завтра, в понедельник, к обеду. Вам душевно преданный