Том 7. Ахру
Шрифт:
...носит электрический пояс. — Подразумевается так называемый «электро-валидор» — электрический пояс, широко рекламируемый в прессе 1900-х гг. аппарат для лечения самых разнообразных (в том числе и половых) болезней. О его «чудодейственных» возможностях см. брошюру «Электричество — путь к здоровью» (1908).
...в его тесное Комаровское древлехранилище... — Речь идет о коллекции древнерусских рукописей и книг, собранной И. А. Рязановским.
С. 120. ...помянул и преподобного Макария, о котором сказано в житии — «досязаше ему даже до пят» и как преподобный этим беса устрашил. — Вольное переложение патерикового рассказа о преподобном Макарии Египетском (301—391), основателе одного из первых египетских монастырей (Скитская пустыня). Этот же сюжет Ремизов использовал в рассказе «Эмалиоль» (1909): «Встав Макарий зело рано и иде сквозь пустыню и
Был у Христа младенца сад. — Первая строка стихотворения А. Н. Плещеева «Легенда» (1877), являющегося переводом текста неизвестного английского поэта. Стихотворение было положено на музыку В. И. Ребиковым и П. И. Чайковским.
С. 122. ...захожу я как-то в книжный магазин «Нового Времени». — Речь идет о магазине, который располагался на Невском, 40; его владельцем был издатель газеты «Новое время» А. С. Суворин.
...этот твой Потемкин. — Оговорка Розанова (замена фамилии Потапова) соотносит данный сюжет о блудоборце с историей, описанной в главе «Опал» о восковом слепке с мужских достоинств графа Потемкина-Таврического, а также с вариантом этой истории, вспоследствии опубликованным Чижовым-Холмским по рукописи писателя (см. коммент. к С. 33). Внимание Розанова было привлечено фигурой молодого поэта Петра Петровича Потемкина, о котором Ремизов распустил слух, будто тот был одним из редких обладателей «сверх божеской меры».
С. 123. ...около Шервудского Пушкина... — Большой гипсовый бюст Пушкина работы скульптора Леонида Владимировича Шервуда (1871—1954), созданный в 1902 г., — примечательная деталь интерьера квартиры Розанова. О нем упоминает и дочь философа Т. В. Розанова, описывая веши, которые в 1918 г. ей не удалось перевезти в Сергиев Посад из Петрограда (См.: Розанова Т. В. Воспоминания об отце // Pro et contra. С. 77).
С. 123—124. ...после двух фельетонов В. П. Буренина в «И. В.» о моем «Пруде» ~ «давно ли ваш Ремизов сидит в сумасшедшем доме?» — Критик, поэт, писатель и пародист Виктор Петрович Буренин (1841—1926) дважды касался темы «невменяемости» и «умственного расстройства» автора романа «Пруд» в своих «Критических очерках»: «Я не назову и автора романа, опять-таки из жалости к нему: к чему оглашать имена очевидно помешанных, несчастных пациентов современных бедламов, называющихся ежемесячными литературно-общественными органами. Не назову и заглавия самого романа <...> И эта бедламная беллетристика предъявляется нам не в качестве характерных писаний пациентов лечебниц св. Николая и Удельной, а в качестве новейших образчиков самой новейшей литературы (Новое время. 1905. 28 октября. № 10644. С. 4); «Я раз уже обращал внимание читателей на этот роман и тогда же сделал догадку, что роман писан душевнобольным. Теперь кажется догадка может перейти в полное убеждение: если бы какому-нибудь психиатру, хотя бы профессору Ковалевскому, в числе сочинений, написанных пациентами дома умалишенных, представили рядом “маленькие произведения” студента и большой роман в двух частях, который я имею в виду, то, конечно, профессор пришел бы к такому заключению, что умалишенный студент по сравнению с автором романа еще как будто здравомыслящий писатель...» (Новое время. 1905. 9 декабря. № 10681. С. 4). Ср. также с воспоминаниями Ремизова о том, как Розанов неоднократно просил критика написать отзыв на новый роман: «Буренин отмалчивался. Но однажды — должно быть, очень надоело — он сказал, что о сумасшедших писать не хочет. Тут Розанов помянул Серафиму Павловну, и о Наташе, и археологию: Буренин сдался. И сдержал слово. В одном разносном буренинском фельетоне я прочел о себе и о «Пруде» — несколько строчек, но вразумительных: Буренин выражал свое искреннейшее удивление, что автор “Пруда” еще не на “Одиннадцатой версте”, в чем он был уверен, а живет в Петербурге (“на одиннадцатой версте” — так в Петербурге говорилось о больнице св. Николая для душевнобольных, на станции Удельная Финляндской ж. д.)» (Встречи. С. 46—47).
С. 127. Дорогой А. М.! Д-р А. И. Карпинский... — В альбоме «Розанов» письмо № 23, в оригинале фамилия доктора обозначена первой и тремя последними буквами. Авт. коммент.: «Последнее письмо перед революцией. Др. А. И. Карпинский — самый в ту пору знаменитый доктор по нервным болезням. Теперь покойный — умер в несколько дней от воспаления легких в Петербурге в 1920 году. Клюев Н. А. (поэт) отбояривался от воинской повинности. Самому мне добраться до Карпинского трудное дело, пробовал, а В. В. он знал хорошо — лечил Вар<вару> Дим<итриевну>. Я отрядил Клюева с письмом к В. В., а В. В. Клюева направил с письмом к Карпинскому. И до чего это странно — Клюев “дурил” ведь докторов, а все принимали за чистую монету.
С. 128. А ели яичницу — поминальную. — Традиционно яйца и блюда из яиц в русском поминальном христианском обряде, сохранившем символику языческих календарных праздников, обозначают бессмертие и воскресение.
С. 129. ...надел и не на эти свои вихры, а на ковылевую. «Тебе, — говорю, — медведюшка прислал...». — Не называя имени дочери, Ремизов затрагивает болезненную личную тему первых берлинских лет — отказ Наташи последовать за родителями в эмиграцию. Упоминается и самая любимая, подаренная Волошиным, детская игрушка маленькой Наташи (медведь). Известен рисунок Ремизова 1905 г. «Натуся с ведьмедюшкой» (РГАЛИ. Ф. 420. Оп. 4. № 27).
...ночной колпак ~ В. А. Залкинд из Цербста привез — конкректор обезвелволпала... — Выпускник петербургского Политехнического института Виктор Александрович Залкинд (1895—?) познакомился с Ремизовым в середине нюня 1922 г. О происхождении загадочного слова «конкректор» см.: Флейшман Л. С. Из комментариев к «Кукхе». Конкректор Обезвелволпала // Slavica Hierosolymitana. 1977. Vol. S. 190; здесь же приводится письмо Ремизова к Залкинду от 29 июня 1922 г., где упоминается о получении колпаков, в том числе и красного.
...Огневик — Feuerma nnchen... — Подразумевается игрушка — «огненный человечек» Фейермэнхен — матерчатый гном в розовом полосатом платье и черном колпачке из коллекции Ремизова; писатель запечатлен с ним на одной из фотографий берлинского периода. См. вклейку, предваряющую кн.: Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 2. Докука и балагурье (М., 2000).
...на Церковной ( Kirchstrasse) в приходе св. Луизы. — Ремизов указывает свой первый Берлинский адрес: Kirrchstrasse 2 II bci Delion, Sharlottenburg 1, 1 — Berlin.
...всю библиотеку продали. — Продажу своих книг и дела об уплате Ремизов перед отъездом доверил писателю В. Шишкову и владельцу издательства «Петрополис» Я. Н. Блоху.
С. 130. Блок, как за границу задумал ~ слышу «Посолонь» продал с автографом. — В библиотеке Блока сохранился шестой том «Сочинений» Ремизова (СПб.: Шиповник, <1911>), в который полностью вошла книга «Посолонь» (дополненная вторая печатная редакция), с инскриптом: нотная строка и слова к ней из «Медвежьей колыбельной песни»: «Баю-бай, бай, медведевы детки, баю-бай, бай, косолапы да мохнаты, бай-бай», а также посвящение: «Александру Александровичу Блоку от А. Ремизова. 1912. 12/25 III» (Библиотека А. А. Блока. Описание. Кн. 2. Л., 1985. С. 210).
А Апокалипсис ваш у великого книжника... — Имеется в виду последнее произведение Розанова «Апокалипсис нашего времени», издававшийся в течение 1917—1918 гг. в десяти выпусках (Сергиев Посад). По-видимому, эти книги остались на хранении у сотрудника Публичной библиотеки Я. П. Гребенщикова.
...Шкловский книжку написал «Розанов» и там как раз наоборот: если кто за последнее время написал беллетристическое, так это Розанов ~ ведь это целый роман, новая форма! — Речь идет о работе В. Б. Шкловского «Розанов. Из книги “Сюжет как явление стиля”» (Пг., 1921). Ср.: «Книга Розанова была героической попыткой уйти из литературы, сказаться без слов, без формы — и книга вышла прекрасной, потому что создала новую литературу, новую форму» (Цит. по: Шкловский В. Гамбургский счет. С. 125).
С. 131 ...теперь вы поняли, что никакой папироски там и не надо? — Реплика по поводу розановских фантазий на тему собственных похорон: «Несите, несите, братцы: что делать — помер. <...> Покурить бы, да неудобно: официальное положение. <...> Непременно в земле скомкаю саван и коленко выставлю вперед. Скажут: — “Иди на страшный суд”. Я скажу: — “Не пойду”, — “Страшно?” — “Ничего не страшно, а просто не хочу идти. Я хочу курить. Дайте адского уголька зажечь папироску”» (Уединенное. С. 272).