Том 7. Дневники
Шрифт:
Вечером — доклад Философова в религиозно-философском собрании. Я не пойду туда, я почти уже болен от злости, от нервов, от того, что меня заваливают всякой дрянью, мешая мне делать то, что я должен сделать.
21 декабря
Неделя, как милая уехала.
Изнеможение, кое-что о пьесе, кое-какие дела. Вечером Женя и Пяст — о моей пьесе, о важном, после Пяст о своей семье. От Мейерхольда — книга о театре.
Милая, милая, господь с тобой.
22 декабря
Утром — кой-что о пьесе, за завтраком — мама, обедал у мамы, вечером… — Без меня принесли книги от переплетчика, «Золотое руно» встало в 50 рублей (5 томов по 6 р. и 4 по 5).
От милой так и нет писем.
23 декабря
В «Русской молве» — мой ответ Философову. Разговор с А. М. Ремизовым и З. Н. Гиппиус — по телефону (З. Н. довольна ответом). От мамы, у которой обедал и вечером с тетей, — телефон с Д. С. Мережковским. Страшно хвалит меня за статью, говорит, что она хорошо написана, что у меня есть «критический стиль». Ясность. Был у Теляковского и рекомендовал ему в пятые (вновь учрежденные) члены литературно-театрального комитета в Петербурге (Александрийский театр — Мережковский, Котляревский, Батюшков, Морозов)… меня! Убеждает, что дело хоть и маленькое, — общественное и надо согласиться…
Буду думать. Или, скорее, не буду думать, вероятно, все будут против меня, дай бог, не хочется очень: еженедельные заседания!
От милой нет известий. Господь с тобой, моя милая.
24 декабря. Сочельник
Утром я посылаю милой телеграмму с уведомлением по телеграфу о вручении телеграммыи получаю на почте свои сытинские книжки. Тоска, тягость, «чорт перед заутреней». Надев новую визитку из английского магазина, иду в «Сирин» (Иванов-Разумник и А. М. Ремизов), оттуда едем с А. М. Ремизовым к нему, Серафима Павловна поит меня чаем и кормит ветчиной. Они поехали вдвоемв Казанский собор, а я один— к маме на елку. Подарки, Топушка, маме плохо. Возвращаюсь ночью, нахожу телеграмму (отправлена 6.20): «двадцет четвертого любви блок вручен 6 ча д». Может быть, милая сама ответила еще сегодня.
<25 декабря.> Рождество
Утром — телеграмма от милой: «Здорова, писала, не беспокойся, господь с тобою».
О пьесе кое-что.
Пришел Владимир Алексеевич, взволнованный. По всей вероятности, на днях будет предпринято нами с доктором (Семека с Удельной) путешествие в Куоккалу. Нонна Александровна, вероятно, по-настоящему больна, ее надо увезти в больницу, а детей — поместить отдельно. Бедный и милый Владимир Алексеевич — взволнован совсем, расстроен. Действовать так или иначе — пора. Я дал ему денег.
Усталость. Вялость. Обедал у мамы (тетя, Франц). Маме отчаянно скверно. Душно. Потом — гуляю. Вернувшись к чаю, нахожу письмо от милой— усталое.
К Новому году она думает приехать.
«Налетели» «Труды и дни» с А. Белым, Вяч. Ивановым… Влюбленное письмо от Аносовой. Мама, узнав, что еду в Куоккалу, пришла в ужас, был припадок. Говорит (по телефону), что нельзяехать, нельзявмешиваться в дела мужа и жены, у нее — предчувствие. Верно, права, и я согласился от вялости и усталости. Завтра поговорю с ним.
Муть на сердце. Милая, скорее приезжай. Господь с тобой.
Ночью — пьеса. Написал новый конец. — Господь с тобой, милая.
26 декабря
Ехать в Финляндию не пришлось, сама жизнь вступилась. Днем у меня мама. Кажется, вся пиеса ясно встала предо мной.
27 декабря
Утром — две новых сцены для «Розы и Креста».
Тьма телефонов (А. М. Ремизов, Верховский…).
На собрание «Русской молвы» сегодня не иду. Д. С. Мережковский передал по телефону, что Котляревский также рекомендовал меня Теляковскому, что может случиться, что я попаду в число четырех членов (Котляревский уйдет).
Послезавтра пойду к Мережковским. Сегодня «Шиповники» обсуждают с Зинаидой Николаевной собрание ее сочинений. Пишу письма.
Днем — зашел Пяст; мама была совершенно права.Ясно — и из его слов теперь, — что: Нонна Александровна совершенно другой человек безнего, их сочетание создает, очевидно, настоящую душевную болезнь (две истерии). Ему, вероятно, надо совсем отойти. А детям, вероятно, лучше все-таки с ней, чем с ним.
Усталый, «гордый», «неприятный», — такой он теперь часто. Трудно ему жить бесконечно. Милый.
Обедаю у мамы. Вечером у нее Женя, потом…
Телеграфирую милой.Господь с тобой, милая.
28 декабря
Утром писал я пьесу.
Разговор с мамой и А. М. Ремизовым по телефону. Днем купил у букиниста (Семенова) — «Исторические галереи Версаля» (40-е годы -9 томов в 10-ти переплетах) за 7 руб. и 2 тома Грановского — за 2 руб. После обеда зашел к тете, где сидели с мамой.
Телеграмма от Мих. Ив. Терещенко — очень хвалит мою статью (ответ Философову). Книга от Heiseler'a (а недавно — от Вальтера), к стыду своему, и прочесть их не умею.
Прислуга Дуня больна, вчера возили в больницу, позову доктора.
Вечером телеграмма, от милой: «Выезжаю двадцать девятого, приеду тридцать первого утром. Господь с тобой».
Господь с тобой, милая, жду тебя.
29 декабря
Сегодня день рождения моей милой. Ей принесли цветочки, сирень, гиацинты, я вчера заказал. Но беленькие заячьи уши к вечеру уже завяли.
Дописывал стихи вяло, потому что к 6-му часу пошел к Мережковским. Им очень скверно. Зинаида Николаевна совсем слаба и больна. Дмитрий Сергеевич о комитете. Если он уйдет, то и я с ним (если — буде— меня вздумают назначить) (дело уже доходит до министра двора, Теляковский согласен). В январе Мережковские уезжают за границу.
Собственно, важный был разговор, хоть и вялый. За обедом — так болтали. Но последнее слово, которое сказал мне Философов, было, что все должно сделаться, как я говорю («без педагогии» сказать все), но сделается это не словесно, а жизненно,и не надо думать — как. Знаков к тому много.
В 10-м часу поехали мы с Философовым к Ремизовым, там елка горела, пили чай и наливку, были Верховский, Одинокий и Ф. И. Щеколдин. Устал я под конец страшно, ушел, попал в трамвай, встретившись в нем с Л. Я. Гуревич. Едет с дочкой, совсем больная.