Том 8(доп.). Рваный барин
Шрифт:
– Вали в тридцать-то три! Р-раз!!
Митрий столяр, убитый политурой, угрюмо смотрел в окошко, – для произволу оставлено! – да сумрачные от дум по ушедшим бабы крикнут когда хозяйственно:
– Окошки-то, пострелята, барыне не побейте!
А тут Капитолина Петровна продала и корову, и пару стульев, и второй самовар, который держала для контролера и прочих заезжих, и теперь уже и Митрий не сомневался, – что кончено все, в отделку.
Позвала его матушка подновить приданный комод. Пришел он опухший, мутный, – даже подивилась на него матушка. Сказала:
– Глаза-то у тебя, Митрий,
– Нечем жить стало, матушка… потому. Пустота для меня все теперь. Лучше удавиться.
И так принялся драть комод стамеской, что матушка пригрозила его прогнать.
– Мочи моей нет, сердце горит, рука не владает. Теперь по всей России будут удавляться или того же сорту. Конец. Для души нету ничего.
Тут вышел из спальни, ото сна, батюшка и сказал строго:
– За твои дурацкие речи возьму вот и наложу на тебя епитимью! Теперь все должны бодриться, а не… давиться!
– У кого запасено… чего там!., бодрись… – ворчнул Митрий и еще пуще принялся драть комод.
– Для души нет… гх! – рассуждал батюшка, попивая квас с мяткой, чтобы погасить постные щи с головизной. – Гх… Теперь всем надо усиленно работать, стремиться к упрочнению, а не… расточаться. Для души нет ничего! А чего тебе для души? Вот, волшебный фонарь выпишем… будет тебе и для души.
– Вол-шебный! Эпто вон козу намедни в Гати показывали-то… какое же от ее веселье для души! Тут надо чего изобретать настоящего, а не козу глядеть. Как сделали из меня убогого человека, – мне теперь не до фонарей. Я, может, и в Бога теперь не верю!
– Что-о?! – строго окрикнул батюшка и даже стукнул по столу кружкой.
– Да что, в сам-деле! У меня теперь веры ни в чего нет. Уничтожили, когда у меня уж и жизни никакой не стало! Ну, куда я теперь что могу? И работать я не могу!
Он шваркнул стамеску об пол и сказал так, как никогда еще не говорил с батюшкой:
– У вас всего запасёно… дайте самую малость, укреплюсь.
– Не на того напал. Буду я тебе потакать!
– А сами пьете?!
– Да ты… счумел?! Ах, ты, негодный-негодный!! Ты к пастырю…
– Ну, удавлюсь!
– Ну, и удавись!! Худая трава из поля вон! И отпевать не будут.
– Можете не отпевать, в землю все равно зароют.
– Дурак ты, вот что! Глаза сперва промой судачьи.
– Смейтесь, мне теперь один ход. Может, я теперь хуже судака!
Матушка подошла и пошептала:
– Поднеси ему хоть зверобойной рюмку, а то он мне комод не подновит.
Но батюшка только строго взглянул на нее и сказал Митрию:
– Уйди с моих глаз, смотреть на тебя нехорошо.
– Поглядите, когда труп будет.
И ушел, оставив стамеску. Даже распахнул дверь кухни. Пошел к учительнице Катеньке Розовой, – не надо ли чего подновить, – рассказал, что вышла у него с попом неприятность, и спросил, правильно ли он объяснил про фонарь.
Она его успокоила, накапала эфирно-валериановых капель и дала почитать Басни Крылова.
– Это тебя успокоит и отвлечет.
На другой день Митрий принес ей басни, сказал – очень замечательное чтение, – и попросил еще капель: лучше сердце не падает. Учительница порадовалась, накапала капель и дала брошюрку – «Корень всякого зла – вино». Вечером он принес «Корень» и объявил:
– Все очень правильно. Замечательное чтение Теперь буду каплями лечиться. Сделайте милость, накапайте погуще.
За неделю он выпил все капли и «перечитал» горку книжек. А через три дня после этого жена вытащила его из петли, и он куда-то исчез.
Ходила Столярова баба к батюшке, но тот утешения не дал, а пригрозил.
– Как увижу, – посажу на епитимью. У меня с ними разговор короткой.
Летом тянулись через Большие Кресты нищие. Теперь их не видно. Аккуратно через два дня приходила в усадьбу «правильная чета» – старик Архипка со своею старухой, – желтые и отечные, как волдыри желтого воску, всегда навеселе, всегда утаивающие друг от друга собранные копейки, чтобы выпить украдкой. К ночи их можно было найти в канаве, где-нибудь за трактиром.
– Так со свадьбы и не протрезвлялись!
Они уже не ходят теперь под окнами и не валяются по канавам. Они понабрали мешки сухарей и не знают, на что истратить прикопившуюся мелочь. Они перемучились и теперь «обошлись». Просветлело в седых головах и опухших глазах, и уже стыдно, как будто, стучаться под окнами. Да и к кому стучаться!
– Хоть поговеть привелось… – каждому рассказывает словно проснувшаяся старуха. – Сколько годов-то не говели!..
Они пообчистились, и Архипушка нерешительно говорит:
– Хорошо бы заторговать иголкой и всяким бабьим товаром.
– Самоваришко бы завесть, перед смертью чайку попить…
Они только теперь проснулись и вспоминают сынка, младенца Василия, который как-то сумел родиться у них и которого они же сами споили по третьему году. Какой бы мужик теперь был! Должно быть, страшна их жизнь. Жизнь-то? Старик смотрит недоумевающими, в бельмах, глазами и говорит, точно поскрипывают ржавые петли:
– Жись-та… Путаная она была. Чего и видал – не упомню.
Немного знают о них в округе.
– Темные они. Старуха-то, будто, у кабатчика в няньках с девчонок жила, брюхатую ее и венчали. Бил ее Архипка колом, чужого ребенка из ее вышиб. Потом стали жить, скандалились все. Сперва он ее лупил, а как заслабел, – она стала его мызгать. Шапку как скинет – с полголовы у него волосы выдраны. Такие преставления делали!
Теперь они проснулись и ходят, потупясь, словно ищут потерянное.
– Скажите на милость, и что такое! – говорит старичок-лавочник с полустанка. – Карасину расход большой, – чисто его пить начали. И, вообще, такое развитие, что… Очень мелкая бакалея трогается… чай-сахар там и мыло-с… и карамелька не залеживается?! Оживать стали, не иначе. Приказчик со складу был, говорит – так палубник подбирают, не напасешься. А это – укрываться стали которые. А как снежку подвалит, станут дорожки, пойдет с лесу возка, – кошельками заторгуем… Сынки-то мои-с? В действии, в полном действии… И благодаря Господу Богу и его угоднику святителю Николаю Чудотворцу… лампадочка у меня дённо и нощно, – покуда живы и здоровы. Кавалерист который, Николя, в Восточной Пруссии был, очень отчаянные у них сражения были – читать страшно, но благодаря Богу… А вот я вам покажу-с…