Том 8. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть V. О спорном и нелепом
Шрифт:
Говорят о ней и другие. И философы, и те, которые космос изучают. Ты уж прости мне серость мою. Не знаю, как их назвать, разве что космонавтами? Так вот космонавты те говорят, что сингулярность – это состояние Вселенной в мгновение Большого взрыва. Где не действуют никакие природные законы.
Ну и философы тут как тут. Согласно им, сингулярность означает единственность существ, событий, явлений. В общем, это все мироздание, помещённое в точку, размеры которой стремятся к нулю. Все вещество Вселенной вместе с сознанием, жизнями, чувствами и чувствованиями людей – в одном атоме!
Ничто не ново под луной! Что есть, то и было. Что было, то и будет! Вертмя вертится! Говорят они о Язве, или о том самом загадочном «Я», которое и есть Шиш. Хочешь, назови
Загадочный нуль – ноль тот! Я-то далёк от математики. Ты поучёней меня будешь. Вот и суди сам. Функция Y = 1/X имеет сингулярность в точке Х = 0.
О математике же говорим! Тут уж ни шага влево, ни шага вправо! Функция так функция! Хотя проще было бы по-нашему сказать, по-русски, – деятельность, или проявление. При любом Х значение функции той есть. А если Х равен нулю, то значения Y не существует. Делить на нуль ведь нельзя! Правила! Не сломать их!
Забористо? Ещё как забористо! Но нас с тобой вывод волнует. Если человеческая жизнь есть деятельность, некое проявление, то есть функция, как любят математики выражаться, которая состоит из череды точек, то смерть – это точка сингулярности. По-деревенски – Шиш! И в неё нельзя попасть! Шиш тебе! То есть нельзя навсегда помереть. Но и жить вечно невозможно. Нет вечной смерти, нет вечной жизни! А что есть? Вечность! Только про неё нельзя сказать, что она есть. Как и нельзя сказать, что её нет!
Вечность там, за нулём! Мы же даже до него дойти не можем. Ищем-ищем «Я» то пресловутое, копья ломаем, да мимо! Грех! Никак не вырваться из круга того нам. Потому и Вечность мы отрицаем. С досады! Другие же – робко так – говорят при этом отчаявшимся: а ничего не существует! Но даже если оно существует, о нём ничего не известно! Даже если об этом можно узнать, знание об этом невозможно донести до других. Даже если это можно донести до кого-то, то он ничего никогда не поймёт!
Некогда эту «глупость» возвестил миру один грек, Георгий из Леонтин. С тех пор, а прошло почти две с половиной тысячи лет, учёные мужи не могут опровергнуть эти «глупые» речи. Многие при этом устают и в конце концов обращаются к тому, что они же пытались опровергнуть. В общем, всё то, чем мы дорожим, нас же в пяту однажды и жалит!
Отошёл бы человек от своей «стены плача» – и многое бы увидел! Что есть «стена плача»? Тот мир, который ты перед собой же и исповедуешь. А увидел бы отошедший от «стены плача» в первый ряд, что нет лишь бездушных атомов, нет только лишь души, пусть даже и вечной, но есть то, что «вертмя вертится». И в нём, в этом круговороте, нельзя доподлинно отделить одно от другого. Попробуй-ка угадай во вращающемся колесе каждую отдельную спицу!
А во втором ряду узрел бы он, что мир его, им же и исповедуемый, есть лишь картинка, им же созданная. Умудряемся мы остановить вертмя. Ухитряемся! И тогда складывается некая картинка – мировоззрение. Чтобы не рассыпалась она, толмим мы её и толмим, утверждаем-переутверждаем, чтобы спасение от маеты гнетущей в ней найти. Вертмя ведь и есть маета, грехом порождённая. И грех тут – не ослушание воли Божьей, но разрыв того, что нельзя разорвать, – Уйма.
Сколько же сил человек кладёт, чтобы удержать мировоззрение своё! А чтобы это было легче сделать, в купу собирается с себе подобными, собой же жертвуя в пользу мнимому спасению. Всё человечество тому пример. Гуртом, оно понятно, и батьку легче бить! Или: дружные вороны и гуся съедают! Тебе кажется, что ты самобытен, что неповторим. А спрошу-ка я тебя: когда ты на свет белый появился? Наверное, ты и не помнишь. «Конечно, не помню», – скажешь ты. Но дату рождения назовёшь наверняка.
А я тебе в пику скажу: не тогда родился ты! О том тебе рассказали родители твои. Ты же не помнишь ничего. А значит, оно для тебя не есть действительность! Ты обернулся. Включился дневной разум, солнце взошло, выключился сноразум. И обернулся ты тогда, когда осознавать себя стал в Яви. С этого мига для тебя появляется действительность! То, что есть! И тут тебя сразу же повивать стали, воспитывать.
А то, что мы называем смертью, всё тот же оборот. Солнце зашло! Выключился дневной разум, включился сноразум. Так вот и выходит, что рождаемся мы после своего рождения и помираем часто задолго до своей смерти. Бытие же тела – всё та же картинка: мировоззрение, которое мы принимаем с воспитанием. И она далека от действительности! Правда, картинка эта не исключает возможности создания иных картинок внутри самой себя. И творим мы – вытворяем свои мирки, которые становятся нашей «стеной плача». Запираемся в них мы и льём слёзы по утраченному раю. Но замахнуться на своё мировоззрение… нет, нет и нет! Страшный сон!
Что же, всё впрок нам! Но однажды мы непременно заподозрим, что в той «действительности», которую нам передали с воспитанием, что-то не то и не так. Что нет в ней незыблемости. Что она выдумка лишь. Разрушается. Устаёт и распадается. Как карточный домик рассыпается наше спасение! Но как же оно тогда «так»? Как обрести успокоение? Тут и осеняет нас: ах, вот оно как! Никак! Так вот и рождается дурак! Дураку и спасение!
А пока что торжествует правда плоти. Нет слов супротив неё. Надо жить. И жить плотно! Чтобы всё сполна было! Не обидно, не горько за напрасно прожитые годы! Не скупясь! Не считая копейки. Тем более если у тебя их нет! Жги сполна! Не рассуждай! Всё равно плоть течёт-утекает. А значит… Неизбежна усталость! И она мета того, что близь есть при дверях. Задрожал образ! Не выдержал он испытание на совершенство. Вот-вот разрушится. В общем, не может быть плоть надёжна! Но она ближе к нам. Умный же не строит воздушные замки. Умный тот, кто верит лишь в то, что пощупать можно! Пощупать же можно то, что под рукой. Вот и строим мы свою жизнь по месту. Глупо любить того, кто за тысячи вёрст от тебя. Это удел дурака. Но только любовь дурака НАСТОЯЩАЯ! Проверено опытом то, кровью писано! А если ты не согласен, то кто мешает тебе доказать обратное? Жизнь долгую проживи, да не сломайся. В общем, поживёшь – увидишь, да и мне скажешь. Да только… Жизнь пережить – что море переплыть: побарахтаешься – да и ко дну.
Дурак! Опять дурак. Что же в нём такого-этакого? Почему мы так боимся его, почему стремимся везде и всюду прослыть умным? Причём делаем мы это подспудно, стремясь всегда, даже когда это напрямую нас не касается, быть правым. Ибо быть неправым – смерти подобно. И что нам опыт веков предшествующих! Нет! Даже свой опыт давешний мы отрицаем! Голод правит! А взглянули бы наскрозь – увидели бы, что тупиковый это путь – путь победителя! Суета сует он! До времени пьянит, да после похмелье наступает. Так как вертмя вертится! И вот уже победа под вопросом. Не поражение она ли?
Тогда, может быть, призреть победу и пойти путём поражений? Да мы и так им идём, чтобы однажды стать дураком! Он, дурак наш, вне вечного круга побед-поражений. Кстати, горечь поражений наших тоже от ума нам даётся! Дурак же просто прост! Прямо стоящий, или тот самый Аз пресловутый. Все мы вращаемся в вехе вращения, а дурак посреди неё стоит да стучит туда, где ничего и никого нет. Ну дурак же! Но почему он прям, а остальные кривы?
Жизнь – штука долгая! Сводит она нас с разными людьми. Есть среди них и себя ищущие. Чуть ли не каждый это! Ты им и говоришь: себя найти можно, перестав делить мир на части. Вот тогда и обретёшь ты своё «я». Только смотри не попадись в ловушку «своего». «Свой» тут – не твой или мой. В таком «своём», когда он твой или мой, всё то же разделение. А «свой» – это «я» свойственный. Ты пытаешься донести себя ищущим, что в «я» нет разделения. И обрести «я» можно, только отдав себя миру вослед за Христом. Взойдя на Голгофу. Они слушают тебя, головой кивают, всё понимают! Но через некоторое время ты от них слышишь: «И где же оно, моё «я»? Я так хочу найти себя!»