Том 8. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть V. О спорном и нелепом
Шрифт:
Присни, соскользни в сон, чтобы к плащанице прикоснуться, взять образ шишки в руку. Каков он? А я тебе подскажу. Дышащий! Вот и соединись с ним дыханием своим. Он вдыхает – и ты вдохни с ним дружно. Он выдыхает – и ты выдохни. А потом сердцем с ним соприкоснись. Тук-тук. Смотри. И удивит тебя стачка их, сердца и дыхания плащаницы, через твоё дыхание, удивит и подсказку немалую подскажет! Удивит, потому что нет тут между ними разделения. В мире Яви, где ты себя с паспортом своим олицетворяешь, дыхание с жилобоем вроде как по отдельности друг от друга, а в Нави они едины. А подскажут они тебе вкупе – бильцо! Это и есть жилобой образа, его сердцебиение, с дыханием его же соединённый. Так битие, что и есть бытие образа, встари называли. Живёт он, образ, в трепете всегда. Как сердечко трепещет. Вот ты и увидь бильцо образа шишки! Как живёт оно,
Живой, как оказалось-то, образ! Как сердечко мерцает. Это потому, что в нём сердце и есть. Серёдка образа! Его утро! Дивом её называли. Оно – предтеча образа, предобраз его. Коли бильцо ты увидел, то, что мерцает, то от чего оно реет? И к чему? К диву – к серёдке своей! Диво шишки вроде бы тоже шишка есть, но и не шишка уже. И даже не образ её, а призрак в виде некого сгустка предплоти. Если вручье плоть есть, а плащаница – обратная сторона плоти, тёмная плоть, или Навь, то диво – то, что предшествует плоти в нашем обыденном понимании. То, что до Нави. Вроде как парит диво, марево оно этакое. Огонь и вода вместе – суть его. Но можно в нём, в мареве этом, угадать образ будущей шишки. Бьётся жилкой диво, словно сердечко. То прибывает, то умаляется, – реет. Можно ли до него добраться-достучаться? Если образ можно пощупать, то возможно ли так же предобраз ощутить, можно ли войти, как в калитку, в него?
Конечно, можно! Ведь не рукой мы всё ощущаем! И не очами видим, не ушами слышим. И ладонь, и глаза наши, и уши – верни сердечные, веточки его. Сердцем мы и вручье берём, сердцем и образ трогаем, сердцем и диво посягаем. Возьмёшь ты образ – не рукой, сердцем своим – и удивишься: он-то вместе с ним, с сердцем твоим, горит, им живёт. Его, образа сердце – диво, – твоим же сердцем да дыханием и оказывается. Почему так? Потому что сердце твоё и его сердце – одно сердце есть. И оно же есть тот самый Аз, или Яз, в котором Начало и Конец сходятся. И в котором всё и вся начало и конец имеют: и шишка эта, и она, и он, и, конечно же, ты. Сердцем тем все вещи и явления мира живы! Оно корень всего! Нет «моего «я», есть только «Я»!!! Если от вручья к корню этому начнёшь восходить или обратно нисходить, тук как хочешь, то ты же этой шишкой в какой-то миг и оказываешься, а она тобой! И то удивит тебя безмерно! На этом поприще достаточно удивлений! А через удивление сие мир-то тебе и отзовётся! Улыбнётся! Так что коли хочешь, чтобы мир тебе улыбался да отзывался, да не перечил, перестань грех умножать, делить то есть. Правое с левым, ночь с днём, мужчину с женщиной – на «я» и не «я»!
Как, спросишь, восходить? Ох уж и невнимательный ты! Только что сказано тебе было, и тут же ты опять вопросом этим задаёшься. Взял ли ты предмет в руку, взял ли его очами, ушами, неважно, – ищи его бильцо. То, что бьётся в нём, мерцает! Для чего обернись просто, присни. В дрёме ты увидишь образ предмета. Не стоячий он. Реет, бильцом бьётся. А в бильце образа того серёдка тебе уже и откроется. И окажется она дивом! Вот тебе и весь сказ. А дыхание твоё тут тебе помощником будет! Оно серёдку ту тебе укажет, серёдку образа! К диву выведет. От неё вдох, к ней и выдох. Дыхание же у образа – плащаницы – и есть жилобой! Жилобой и есть дыхание! Вот тебе и другая подсказка. Дыхание и сердцебиение едины – бильцо, как говорили люди знающие! Оно, коли увидишь его, тебя навострить должно! И у самой шишки жилобой с дыханием есть, и у её образа – плащаницы, и предобраза – дива – жилобой с дыханием, или бильцо, тоже есть. Вот ты, приснувши, вошёл в образ шишки, ищи его сердечко. Ищи в дрожи образа – в бильце корень его! Самую серёдку! А найдёшь его – спой ему, корешку сему, песню чародейскую, чтобы с ним единым стать! Вот тебе и третья подсказка. Песней сердце твоё с дыханием соединяются. Всегда так! И получаешь ты ключик к диву образа. Сможешь и эту рубаху с Сокровенного снять! Ведь и вручье, и плащаница (образ), и диво – рубахи мироздания. В них Сокровенное облачено. Так вот и восходят к Азам! От вручья – к плащанице через дыхание, от плащаницы – к
Что, песню ту не знаешь? Незамысловата она! А-У-И! Не простые это звуки. Сказки гласят нам, что то первогромы. И звучали они тогда, и поныне звучат в Изначалье. Там, где творенье и разрушенье ещё в силу не вступили, где они в покое и где нет ни тогда, ни ныне. А – раздолье есть, зов. У – спад, или отзыв к раздолью. А И – соуз их! Почему он позади стоит? Ну, такие же у тебя негодования всколыхнулись? Мол, как же так! Союз между должен быть! А тут опосля! Не так как-то! Но дело в том, что «между» не соединяет, а разделяет! В конце же И – яко замок. Он-то и соединяет соузом первогромы! Начни петь диву шишки, предобразу её, эту чародейскую песню, и он – предобраз – отзовётся тебе, откроются врата к Сущему.
Зачем всё это надо? Ты же меня когда-то об образах спрашивал, не я тебе навязался. А сам, ради чего вопрос-то задавал, и не поймёшь? Немало я на таких нагляделся. Приходят с вопросом. Рьяно так, напористо! Мол, давай, и всё тут! Ну, начинаешь ты ему подсказку давать – стрелу пускать, а он смотрит на тебя с немым вопросом, оценивает: а для чего это, для чего то? Потому-то и мимо них «наука» эта нехитрая проходит. Так как они сами в себе запутались. Падла в них, глубоко спрятанная, живёт! Не то они ищут, о чём спрашивают! Не то они сами есть, что в мир о себе кажут! Не то! Оттого и вопросом глядят на тебя да укором, когда ты им вопрос их же раскрыть пытаешься. Вроде как: «О чём это ты? Я тебя не о том спрашиваю!» Хотя ты им именно на вопрос поставленный ответ даёшь.
Слово «падла» хоть и не наше, но близко оно к сути того, что скрыто в человеке. Заимствовано оно нами у иудеев древних. Говорят, у них оно означало «выкупать из рабства». В сути, раба. У нас же оно просто означает того, кто подле себя, кто веником живёт, кто на части разорван. На устах одно, внутри другое. Лицемер этакий! Также говорят, что латинское «орбус» («лишённый чего-либо») и древнеиндийское «арбас» («слабый») тоже со словом «раб» единого корня. Достаточно ли тебе того? Разумному-то достаточно будет! Достаточно, чтобы увидеть, что за враг такой хитрый в падле скрыт. Но не всегда мы разумны. И не всегда сказанного достаточно бывает, даже если во сто крат больше скажешь, чтобы падлу эту узреть! Ловко она скрывается!
А она, падла эта, раб наш, который в каждом есть, раскалывает нас пополам. На люди мы одно, глубоко же внутри себя – другое! Вот тогда-то ни в дудочку, ни в сопелочку мы. Как говорится, либо в стремя ногой, либо в пень головой. Одним словом, мимо! Мимо Жизни своей! И уж точно мимо науки сей «хитрой».
А надо всё это, что я тут тебе сказываю, чтобы в углубину войти, к Сущему взойти, ради Лада! О Ладе маета наша! Все дела, всё, что нас соблазняет, к Ладу нас устремляет! Хоть жажда учить, хоть желание лечить, хоть плясать, хоть писать. Всё к Ладу! Все мы его трудники. И тот, кто не по верхам Лад тот ищет (прав – неправ, мол, ты), но вглубь идёт, в сердце, к серёдке, где прав – неправ друг в друге пропадают да единым становятся, чародеем равновесия делается.
Непонятно тебе сказанное? Ну и слава богу! Ты просил, я сказываю! Узелок развязываю! А если тебе ещё чуть надо досказать да подсказать, непонятно сказываемое, то тебе ещё чуток надо… дорасти! Не созрел ты, чтобы с ветки пасть, нет слёз у тебя по Ладу, не наистязался ты ещё мир воевать. Здесь, в мире, твои чаяния! Коли так, то вопросы твои не от души исходят, не от боли. От голода, жадносветом называемого. Орудия победы тебе нужны! Победы над миром! Чтобы лучшим стать! Потому мимо тебя пройдёт наука эта. Иди, лечи, учи. Собирай блага да почести! Они-то – что угли горящие на твою голову! Обратная их сторона – боль! Вот скопишь её, взрастёшь в боли, и станет тебе всё и без подсказок понятно. Увы, только боль есть та почва, на которой древо спасительное возрастает. По нему мы лишь можем на Небеса взобраться, как в той сказке сказано. По нему лишь! Так-то вот.
Не верь мне! Проверь! Сам своей поступью всё измерь да отсеки! Мол, так оно или не так. Всё сам!
Только, скажу я тебе, и диво – лишь следующее! Негоже на нём точку ставить! Много званых, да мало избранных! Тысячи охотников за тайнами очевидными! Но знаешь, почему слона-то они и не замечают? Почему мимо того проходят, в чём охота их? А потому что мгновенье остановить пытаются! Это вместо того, чтобы в Ток Жизни окунуться и стать следующим. Вот тогда бы и открылось им «сокрытое». Но следующим стать – себя потерять. Страшно это!