Том 9. Лорд Бискертон и другие
Шрифт:
— Да? — внезапно раздался женский голос, и Джорждева голова, конвульсивно дернувшись, чудом не слетела со слабо прикрепленной шеи.
Ответил этот голос, как он интуитивно догадался, когда к нему вернулась способность соображать, на резкий и властный стук в дверь. Стучали каким-то тяжелым предметом, очень похоже, что полицейской дубинкой. А вслед за стуком раздался резкий, властный оклик:
— Откройте дверь!
Обладательница лодыжек была явно не из трусливых.
— И не подумаю! Я одеваюсь!
— Кто вы?
— А вы кто?
— Неважно.
— Ну, тогда неважно и кто я!
Наступила
— А что вы там делаете? — спросил мужской голос, берясь за расследование с другого конца.
— Одеваюсь! Сколько можно повторять!
Повисла новая пауза. Затем к напряженным переговорам подключился третий участник.
— Что тут происходит? — резко осведомился он. Джордж узнал голос своего старого друга.
— Гарроуэй, — с досадливой строгостью продолжил тот, — какого дьявола вы тут делаете? За этой дверью — дама. Честное слово, мне непонятно, в чем все-таки состоят обязанности нью-йоркских констеблей? Их жизнь — одно бесконечное безделье! Убивают время, болтаясь по городу и досаждая женщинам. Вы вообще знаете, что дама в комнате — моя невеста? Она переодевается, чтобы идти со мной в ресторан.
Офицер Гарроуэй, как всегда, сник перед превосходящим интеллектом.
— Вы уж простите, мистер Бимиш!
— Может, и прощу. А как вы вообще тут оказались?
— Внизу, в этом «Цыпленке», случились беспорядки. На меня напал некий мистер Финч. Я преследовал его по пожарной лестнице…
— Мистер Финч? Что за околесица, Гарроуэй! Мистер Финч сейчас в свадебном путешествии. Он очень любезно сдал этой даме свою спальную веранду на время своего отсутствия.
— Но, мистер Бимиш, я только что говорил с ним! Мы сидели за одним столиком.
— Ерунда!
Платье из поля зрения исчезло, и Джордж услышал, как открывается дверь.
— Джимми, что нужно этому человеку?
— Не что, а кто. Врач, несомненно. Он говорит, будто только что встретил здесь Джорджа Финча.
— Но Джордж уже за сотни миль отсюда!
— Вот именно. Ты готова, дорогая? Тогда пойдем, пообедаем где-нибудь. А вы, Гарроуэй, выпейте брома с сельтерской. Зайдемте ко мне, и я смешаю. А когда выпьете, рекомендую полежать спокойно на диванчике. Лично я считаю, что вы несколько перенапрягли мозг, сочиняя поэму. Кто подбил вам глаз?
— Я сам бы очень хотел знать, — с сожалением откликнулся Гарроуэй. — Получил увечье в «Цыпленке». В этот момент на голове у меня была скатерть, и личность нападавшего установить я не смог. Но если я найду его, отколочу так крепко, что и внукам его аукнется.
— Скатерть?
— Да, мистер Бимиш. Пока я старался выпутаться из складок, кто-то двинул мне в глаз кофейником.
— Как же вы догадались, что именно кофейником?
— Валялся рядом со мной, когда я вылез.
— Ну что же, — подытожил Хамилтон, — надеюсь, это послужит вам уроком. Не ходите в такие места. Вам еще повезло, что так легко отделались. А вот если б вы отведали там сыра… Ну ладно, пошли. Посмотрим, чем я сумею вам помочь.
А Джордж остался на месте. Знай он укрытие получше, то перебрался бы туда, но он не знал. Кто-кто, но только не он стал бы притворяться, будто ему удобно лежать под кроватью, где пух щекочет ноздри, а около левого уха гуляет сквозняк. Но при данных обстоятельствах ничего больше не оставалось. Для человека, не умеющего летать, существуют только
Раздумывал он о многом — о своей юности в Ист Гилиэде, о зрелости в Нью-Йорке, о Молли. О том, как любит ее. О миссис Уоддингтон и о том, как же портит она великую картину мирозданья; о Хамилтоне Бимише и о том, как небрежно управляется он с полисменом. Об офицере Гарроуэе и его дубинке, о Джузеппе и его кофейнике; о преподобном Гедеоне Вулесе и его белых носках. В раздумьях своих он дошел даже до Сигсби X. Уоддингтона.
Ну а уж когда человек принимается думать про Сигсби, это значит, что ресурсы раздумий у него окончательно иссякли. Возможно, учитывая этот факт, судьба любезно подкинула Джорджу свежий материалец. Лениво раздумывая о Сигсби и гадая, как тот дошел до жизни такой, Джордж вдруг услышал приближающиеся шаги.
Он свернулся в клубок, и уши у него встали торчком, точно у борзой. Да, действительно, шаги. И мало того, направляются прямиком к его спальной веранде.
Волна жалости к себе затопила Джорджа. Что ж это за наказание такое, в самом деле? Почему на него так и сыплются напасти? Он мало просил у Жизни — и всего то, чтобы позволила ему спокойно лежать под кроватью, вдыхать пух. И что же? Одни помехи! Можно сказать, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог, как выразился Киплинг. С той самой минуты, как он отыскал себе это укромное местечко, мир превратился в сплошной серый ад. Как все-таки неправильно и несправедливо!
Единственное, что можно было сказать в пользу этих шагов, — они были слишком легки, а потому никак не могли принадлежать нью-йоркскому полисмену. Теперь они приблизились к самой двери. Ему даже показалось, что они зашли в комнату.
Он оказался прав. Щелкнул выключатель. Живым зверьком прыгнул на него свет. А когда он открыл глаза, то увидел лодыжки в чулках прозрачного шелка.
Дверь закрылась. Миссис Уоддингтон, только что ступившая на последнюю перекладину пожарной лестницы, метнулась через крышу и, прильнув ухом к замочной скважине, напряженно прислушалась. Наконец-то, возликовала она, дело двинулось!
С минуту взирая на это новое зрелище, Джордж чувствовал лишь слабое негодование и обиду на придурковатость судьбы, воспользовавшейся тем же методом, какой использовала совсем недавно. Судьба, думал он, ведет себя по-детски. Один раз все эти фокусы с лодыжками еще могут позабавить человека, но перебарщивать все-таки не стоит.
За негодованием пришло облегчение. Вспомнив разговор Хамилтона с полисменом, он понял, что обладательница лодыжек — его старая приятельница Мэй Стаббс из Ист Гилиэда, штат Айдахо. Сейчас, предположил он, лодыжки принадлежат, как и прежде, ей, а видит он их — ну, мало ли! Вернулась захватить пудреницу или там помаду. Что-то забыла в пылу недавних препирательств.