Тонкий лед

Кольцова Оксана

И тут, по его глазам, по неуловимому изменению тона Альвдис поняла.

— Ты завидуешь ему, государь?

— Завидую, — не стал отрицать Людовик, — конечно. Мы с ним слишком похожи, чтобы я не попытался… примерить его плащ. Разве что его волшебством я не обладаю, а так… И я гневаюсь, когда думаю о том, как легко ему это досталось. Он может попросить меня, получить разрешение, оставить все былое и уехать, чтоб проводить свои дни так, как вздумается. А мне так не поступить никогда. И я слишком устал, чтобы быть милосердным.

— Легко

досталось? — пораженно переспросила Альвдис. — Он шесть лет каялся в монастыре за свои ошибки, шесть лет пытался услышать вашего Бога, просто чтобы попросить у него прощения, но так и не услыхал. А потом моя земля немного помогла ему, только вот сейчас он снова спит и видит кошмары, как много ночей до этого. Они уходят, да, но кто знает, когда вернутся. Мейнард хочет сделать по чести, как всегда делал. Если он твой друг, государь, если вправду его любишь… Пойми, и ему ничего не далось даром, как и тебе. И мне не дастся. Но понимать друг друга — вот это наша свобода, а не то, что ты говоришь.

Людовик поднялся и подошел к ней. Он был высокий, намного выше Альвдис, и при желании мог бы свернуть ей шею одной рукой. Король взъерошил волосы, и так спутанные, и шумно вздохнул, словно большой пес.

— Северянка… Ты просишь о тяжелом и грустном.

— Я знаю, — сказала она, — и все равно прошу. — И добавила на франкском языке: — Пожалуйста.

Мейнард проснулся оттого, что Альвдис его обнимала. Она сидела рядом, обхватив его руками за плечо, и теребила его волосы за ухом. Мейнард открыл глаза, увидел ее лицо, склоненное над ним, и подумал: как хорошо, что она здесь. От Альвдис пахло цветами и немного — дымом костра.

— Просыпайся, — сказала она, — у меня есть для тебя подарок.

— Подарок? — пробормотал Мейнард, плохо соображающий спросонья. — Где ты его взяла?

— У короля.

Вот тут он проснулся.

— Что значит — у короля?

— Твой повелитель с утра был настолько добр, что я попросила у него один подарок. Ведь он никаких даров не преподнес нам на свадьбу, я ему так сказала. — Альвдис выглядела совершенно невинно, и Мейнард не мог понять, шутит она или говорит всерьез. Он приподнялся и сел, с силой потер лицо, прогоняя остатки сна.

— Ну, и что же он подарил?

— Вот это.

Альвдис протянула ему свиток с королевской печатью. Мейнард развернул его, быстро прочел текст, потом прочел медленнее. Слова никуда не исчезли. Они были просто словами… и всем миром.

— Его величество вначале ворчал и говорил, что тебе достаточно его обещания, — сказала Альвдис, — однако я настояла, чтобы он дал тебе бумагу. В прошлый раз он этого не сделал, освобождая тебя от вассальной клятвы, и воспользовался после… Он сам говорит: настроения королей переменчивы. Так он будет помнить, что обещал.

Мейнард молчал. Любые слова благодарности, которые он мог бы сказать жене, прозвучали бы слабо по сравнению с тем, что она сделала. Альвдис снова подарила ему свободу, на сей раз — окончательно.

Так

вот каков настоящий ответ Бога и всех богов, что только есть в небесах и на земле. Вот ответ — не колокольным голосом посреди ночи, не явлением ангела с сияющим мечом, даже не восьминогим конем, промчавшимся где-то рядом. Бог говорит всегда, и услышать Его — означает просто вспомнить, что любовь никогда не перестает. Увидеть ее, принять, поверить себе и ей. И тогда неважно, стоишь ты на коленях в церкви или же в священной роще, в круге камней. Потом ты встанешь и пойдешь к своей женщине, которая на самом деле и есть слово Бога.

— Идем, пора собираться, — произнес ответ Мейнарда на все вопросы, — Рэв уже седлает коней.

ЭПИЛОГ

— У тебя получится! — напутствовала Альвдис Мейнарда.

— Ты говоришь так потому, что тебе самой на лед не нужно, — проворчал он, пытаясь устоять на коньках. Казалось, тонкие костяные полоски сломаются, но, к удивлению Мейнарда, они надежно дежали его вес. — Лучше уж лыжи.

— Кто ездит на лыжах по льду?

— У вас тут странные нравы. Откуда бы мне знать.

Зима, словно отыгрываясь за прошлый год, пришла рано. Уже в ноябре холодные ветры принесли наполненные снегом тучи, и округу замело за два дня. Фьорд покрылся льдом — сначала полупрозрачным, под которым ворочалась недовольная черная вода, а затем и более плотным, имевший синеватый оттенок. Вообще-то вода во фьордах замерзала редко, однако морозы пришли трескучие, надежные, и природа сдалась. Альвдис грозилась, что научит Мейнарда кататься на коньках, и исполнила обещание: теперь ему предстояло удержаться на скользком льду, да еще и в компании мальчишек, которые поддразнивали хозяина и норовили слегка его толкнуть, дабы добавить забаве интереса.

…Альвдис, улыбаясь, наблюдала за тем, как Мейнард приспосабливается к конькам. Сама она на лед не пошла. Может, в следующем году… Ребенка они зачали, по всей видимости, в ту звездную ночь рядом с франкским лагерем, незадолго до летнего солнцестояния; впрочем, сообразила это Альвдис уже только по возвращении в Аурланд. Тогда имелись другие заботы: уехать как можно скорее, пока не передумал король, добраться без происшествий до Фрисландии, там отыскать своих людей, уже изрядно беспокоящихся… А еще Альвдис немного огорчало то, что Сайф с ними не вернулся.

Когда готовились покидать лагерь короля Людовика, распрощавшись с франкским отрядом, сарацин произнес:

— С твоего позволения, Мейнард, я хотел бы остаться.

Чужестранец тогда очень удивился. Альвдис тоже не ожидала этого от Сайфа, но — у каждого человека есть дом, куда ему хочется возвратиться. Сарацин давно не бывал на родине.

— Поедешь на восток? — понимающе спросил Мейнард. Однако, Сайф покачал головой:

— Возможно… Не сразу. Я хотел бы попросить у твоего короля милости служить ему, хотя бы некоторое время.