Тонкий лед
Шрифт:
— А вора нашли?
— Там целую банду накрыли!
— Небось, без японцев не обошлось?
— При чем японцы? Свое ворье виновато! Кто б подумал? Наша комбинатовская верхушка облажалась. Восемь рыл, включая директора!
— Теперь их посадят!
— Каждому по «пятаку» сунут!
— Хрен в зубы! И не подумали их привлекать к ответственности.
— А как отмылились?
— Оплатили стоимость, и все на том. Раскинули на восьмерых. Да и кто поверит, что взяли с них по полной стоимости? Так, символически, чтоб глаза замазать работягам, потому
— Это как у нашего соседа, тоже из «шишек». Коттедж строил. Уже готов. Так у него всю сантехнику поперли за одну ночь. Он и не искал, в милицию не звонил.
— А как достроил?
— На другой день новое все купил. Только в доме сложил и закрыл. Охрану частную взял. Там такие амбалы стояли, что не только соседи, коты и собаки со страху отскакивали с воем. Если б у меня такое украли, я руки на себя наложила б с горя. Этот даже не заматерился.
— Дай ему Бог иметь еще больше! — перекрестилась старуха, услышавшая эту историю.
— Ты чего бубнишь? — оглянулись на нее женщины.
— Про доброго мужика просказали. Никого не забидел, не то, что мой сосед. Раней его гуси и индюки паслись вместе с нашими на огородах. Ну, коль все убрано с огородов, бояться нечего. И на тогда гуляли вместях. Тут время позднее, потемки на дворе, я загнала своих в сарай, закрыла его, сама в избу воротилась. А утром ко мне сосед колотится с милицией и тут же в кладовку, в избу, потом в сарай пошли. Я не враз поняла. Ну, как увидел сосед своих индюков, я их сослепу всех вместе загнала, так и заорал: «Вот оне! Все пятеро. Мои! Эта старая воровка их украла! Сами видите». Тут главный милиции спросил, сколько у меня птицы? Я просказала, мол, восемь гусей да пятеро индюков держу. А он и спрашивает: «Почему индюков десять?» Я ответила, что не считала, да и темно уже стало, плохо вижу. Загнала в сарай, едино по утру всех в огород выгонять надо. Там по светлу разобрались бы, где чей индюк! Я и в уме не держала воровать у соседей. Пол века бок о бок живем». Да кто слушать стал? Написал ирод заявление на меня, назвал в ем воровкой, стребовал наказать. Так-то и получила два года ни за что,— заплакала бабка тихо и добавила,— говорила соседу, возьми всех моих индюков и гусей, только не срами меня старую. Со слепоты, не по злому умыслу так получилось. А сосед не стал слушать. Еще и собаку с цепи отпустил. Я еле успела от ней сбежать. Не то в клочья изорвала б.
— Кто ж помог тебе выйти оправданной?
— Платонов наш! Дай Бог человеку здоровья. Не то б еще полтора года гнила.
— Что верно, то верно, многим он помог! — согласились женщины, садясь в машину.
Глава 8. ПРОСТИ, сынок
Федор Дмитриевич не спешил возвращаться из отпуска, хотя в первые недели не сдержал слово и звонил Егору. Интересовался, как идут дела на работе. Справляется ли, не возникли ль какие-либо неразрешимые проблемы.
Платонов не грузил человека заботами и отвечал всегда одинаково:
— Справляюсь!
— Молодец, Егор! Держись! — отвечал Касьянов довольный тем, что не ошибся в человеке.
Конечно, справляться было нелегко. Ведь вот только ушел Касьянов в отпуск, сразу возникли споры в охране. Одно дело охранять склады, куда без пропуска и надобности никто не приходил, другое — территорию зоны! Там попробуй не уследи! Какая-нибудь бабенка да выскользнет. Ведь многие здесь были из ближних деревень, которые от зоны в паре километров.
Вот так и Галька умудрилась выскользнуть незаметно. Зарплату получила, решила домой отнести. Там больной муж и детвора, каждую минуту ждут ее, жену и мать.
Баба бегом домой помчалась. Мужик от радости разулыбался:
— Женка, солнышко наше! — обнял накрепко.
Женщина ему деньги отдала:
— Возьми получку!
— Ого, хорошо заработала!
— Стараюсь,— чмокнула в небритую щеку.
Тут и дети высыпали из спальни. Повисли на матери: один плачет, другой смеется.
— Мам, ты навовсе вернулась? — теребит юбку за подол младший и просится на руки.
Ему не интересны мамкины деньги, ему материнское тепло дорого. Забрался к Галке на руки, мигом слезы высохли, и улыбка разбежалась по всей мордашке. Сколько счастья в глазах малыша! Свою мамку во сне видит, она его на руках носит. Вот и сбылся тот сказочный сон!
— Мам, а когда насовсем воротишься? — спрашивает старший.
— Потерпи, сыночек,— утешает баба.
Муж возле плиты хлопочет. Торопится накормить жену, та отказывается. Времени мало, нужно успеть вернуться в зону, пока охрана не хватилась. Иначе не миновать неприятностей. И только подумала, услышала под окнами шаги. Две охранницы вошли, не постучав.
— Смылась, стерва?! А ну, живо в зону! — рявкнула полногрудая хмурая баба.
Галька со страху кружку с молоком выронила на пол, а другой рукой покрепче прижала к себе малыша. Тот услышал, как глубоко внутри заплакало мамкино сердце.
— Да будет тебе! Пусть малыш на мамку наглядится. Эта сама вернулась бы в зону. Я ее знаю! Хорошая баба!
— Сред их не бывает хороших. У нас таких не судят! Нече жалеть. Пусть собирается! — ворчала первая охранница.
— Попейте молока и пойдем,— предложила Галина.
— Некогда нам с беглянкой за столом базарить. Собирайся, сказываю тебе!—велела охранница. Она привела Галину в кабинет к Егору. Доложила, что сбежавшую взяли в доме, в ее деревне. Та не сопротивляясь, вернулась в зону.
— Галина, в какой раз убегаешь! Ведь говорил тебе, обещала не нарушать режим!
— По детям соскучилась. Деньги мужу отдала, теперь спокойнее на душе...
— На месяц, а потом опять сбежишь?
Женщина опустила голову, покраснела. Так и не научившись врать, ответила честно:
— Я ненадолго. Сама вернулась бы. Ей Богу, не брешу.
— Ладно, иди,— ответил Егор.
— Куды ее? — спросила охранница, добавив,— в «шизо» отвесть?