Тонкий лед

Нетесова Эльмира Анатольевна

— А где ж Иван Степанович?

— Судно ремонтирует с мужиками. К другой пути­не готовят. Обещался в десять быть,— глянула на часы и спросила,— сынок, как у тебя? Возьми деньжат. Ваня просил передать,— вышла в зал.

— Мам, не надо! Хватает!

Мария Тарасовна вернулась с деньгами:

— Иль брезгуешь? Разве деньги бывают лиш­ними?

— Я теперь нормально получаю.

— Знаю твою получку! Один раз сходить на базар не с чем! Бери, говорю, не зли!
– сунула деньги в кар­ман и продолжила,— Тамарке отлуп дать надобно! На что нам сдалось принимать и жить под ее каблуком как раньше? Нынче мы счастливы. А воротится, при­тянет нового козла и снова хвост дудкой поднимет. Я ей не верю! Тебе тоже не советую! Крученая суч­ка — не жена.

— Все верно.

— Взавтра давай ей телеграмму пошлем? Пристопорим. Устроим облом, как говорит мой Ваня,— пред­ложила Мария Тарасовна.

— Хорошо. Хотите, сам отправлю?

— Не-е, мой лоцман за это берется. Иначе не мо­жет. Пусть уж все в свои руки возьмет.

— Мам, его она не послушает. Ну, кто он для нее? Чужой человек. Самим надо, потому я и отправлю,— загадочно улыбнулся Егор.

Платонов слишком хорошо знал Тамару. Он по­нимал, что от задуманного она так просто не отка­жется.

«Написать, что ждем ребенка? — усмехнулся чело­век и сам себе ответил,— эту и десятком не остано­вишь. Она сейчас как дикая кошка за упущенное будет цепляться. Уж кому другому на уши навешаешь, но ни мне. Я лучше всех знаю истинную причину твоей пред­стоящей разлуки. Твой второй муж перестал устраи­вать тебя как мужчина, вот и бесишься, забыв, что он на пятнадцать лет старше. А это существенно,— при­остановился человек, вспомнив,— Наташка тоже мо­ложе меня на много. Возможно, и она когда-то укажет на дверь. Вот и узнаю, как рисково сидеть меж двух стульев»,— пришел домой задумчивый.

Наталья никак не могла растормошить Егора и усну­ла под боком, тихо посапывая.

Утром она разбудила его. Ни тени обиды не про­мелькнуло на лице женщины. Попросила об одном:

— Звони, как там у тебя. Хорошо? — ни словом не намекнув, не спросив, что случилось.

Платонов, приехав на работу, узнал от Касьянова, что в зоне Соколова зэки подняли бунт. Отказались выйти на работу и объявили голодовку.

— Чего требуют? — спросил Егор.

— Этого полные карманы! Условия содержания не нравятся. Подайте им койки вместо шконок и телеви­зоры, в каждый барак по два. Убрать параши, заменив их унитазами. Установить кондиционеры требуют. Спец­одеждой обеспечить нормальной. Конечно, улучшить питание и дважды в неделю давать возможность по­мыться в бане, а не так как нынче — один раз. Кроме того требуют почтовой связи с родней, хотя бы раз в месяц.

— Но по режиму запрещена всякая связь с вне­шним миром! У них особый режим. А у многих вообще пожизненное заключение! — вспомнил Егор.

— Плевать им на режим. Вон новая партия к ним прибыла. Эти зэки и набазарили, что в тюрьме на Кубе совсем иные условия. Есть холодильники и телевизо­ры, кондиционеры и кровати, унитазы. Да и в камере не больше двадцати пяти человек, хотя тюрьма на Гуантаномо считается самой плохой, с жуткими услови­ями содержания.

— А кто из наших такой бывалый, что и там отме­тился? — рассмеялся Платонов.

— По телеку показали.

— Здесь и Сахалин, ни Куба, пусть не забываются. Хвосты подняли? Лучше б свое вспомнили, за что сва­лили на Атос? Они бы еще кипеж поднимали! — воз­мутился Егор.

— Ладно, с ними справятся. Другое обидно! Уже из области выезжают эти правозащитники, чтобы прове­рить условия содержания зэков на Атосе! Ты себе пред­ставляешь? Отпетые козлы! Их давно надо накормить одной обоймой, все как один в крови по пояс и по горло. Радовались бы, что жить оставили! Так нет! Мало им, условия требуют, чтоб жить не хуже, чем на воле! — возмущался Федор Дмитриевич искренне.— Мало того! Они орут, чтобы их труд оплачивался в зоне, а не пе­речислялся на вклады или в семьи. Они сами решили распоряжаться заработками! Будто мы не знаем, для чего им потребовались деньги! Без них мороки полно! Здесь же хоть живьем уройся. Всех на уши поставят. Давно ли наличку запретили? Хоть поспокойнее ста­ло, поножовщин меньше, побегов. Так снова приклю­чений захотелось? — кипел Касьянов.

— Наши не легче! Тоже с голыми руками не подхо­ди,— вспомнил Егор, как всего две недели назад зах­ватили зэчки в заложницы охранниц за грубое обра­щение с заключенными.

Их поливали из брандспойтов ледяной водой, били колючей проволокой, топтали ногами, материли, швы­ряли в углы. Спасли собаки. Едва они вскочили в ба­рак, зэчки мигом оставили охранниц.

— Может, Сашке собак подбросить? У него их ма­ловато, не справятся. Вместе с нашими — то самое, быстро шорох погасят,— предложил Платонов.

— Давай!

И через час рычащая, оскаленная свора въехала в ворота зоны. Три машины, битком набитые овчарка­ми, остановились перед бараками. Зэки ждали спец­наз, вооружились на этот случай камнями, палками, арматурой, самодельными ножами, спицами, финка­ми. А тут увидели псов и засмеялись. В собак полете­ли кирпичи, булыжники, комья земли. Ох, как зря они пошли на это. Псы были хорошо натренированы на погашение всяких разборок в зоне. Сориентировав­шись, где скопилось больше людей, овчарки стали рваться с поводков. Тренер снял со страховок одну за другой, сказав одно короткое слово «взять».

Эту команду псы любили больше других. С нею позволялось все без ограничений. Можно дать волю клыкам и когтям, помериться силой с человеком. Как бы он ни был силен, перед собачьей сворой не устоит ни один.

— Вперед! — дал команду тренер, указав на рас­пахнутые двери бараков.— Взять!

Псы разделились на две своры. Одну повел Сул­тан, трехлетний громила и задира, отчаянный драчун, безжалостный клыкастый дьявол, красавец и силач, любимец всех сторожевых и деревенских сучек.