Тоннельщики
Шрифт:
— Товарищ капитан, вы сказали шесть часов? — выпрямился на кушетке Богдан.
— Так точно, вы меня правильно расслышали, — предельно вежливо подтвердил командир «Скорого».
— Кто отдал приказ об эвакуации строительного комплекса? — хмуро спросил Богдан, подозревая какой-то подвох.
— Вице-адмирал Крашенниников.
— Что, так прямо и сказал: «Шесть часов вам на сборы и не секундой больше»? Могу ли я увидеть карт-распечатку с подтверждением шифр-кода?
Тут уже посмурнел и стушевался Золотухин. Ага, чувствуется личная инициатива:
— У вас нет соответствующего допуска, — нашёл выход он.
— Ничего, как видите, — Северов указал пальцем на зажатую меддроидом ногу, — я никуда не спешу. Меня вполне удовлетворит подтверждение приказа начальником главной строительной станции,
Любовь, не любовь, всё-таки ему с Золотухим детей не крестить, но совсем расплёвываться с военными не стоит. Люди они подневольные, братья-сестры вахтовикам, только возомнившие себя старшими родственниками, которые позволяют себе помыкать младшим поколением, но собой помыкать Северов не позволит, тем более:
— Тем более, командир, мы никуда не сдвинемся с места, пока не вернётся с рейда к Свону корвет.
— Корвет? — лицо на голограмме с поплывшими вверх бровями заняло всю проецируемую плоскость. — Какой корвет? Какого хрена у вас тут творится?
— Командир, ты извини за грубость, — фамильярно перешёл на «ты» Богдан, — вам оглядеться в пространстве религия не позволяет? Мы тут, если что, не в бирюльки играем.
Громадное лицо, усыпанное веснушками, несколько раз глупо хлопнуло ресницами, после чего качнувшись назад, резко уменьшилось и пропало из виду. В фокус голокамеры угодила рубка с несущими боевое дежурство пилотами, штурманом и старпомом. Послышались отрывистые команды и рапорт старпома, за спиной которого развернулось схематическое изображение строительной площадки, сменившейся видом уполовиненной вахтовой станции, утыканной противометеоритными и рельсовыми орудиями. Дрейфующие облака космического мусора, каких-то обломков и висящие возле принтера разбитые штурм-боты каас, из которых ремонтники пытались собрать один более или менее рабочий экземпляр.
— Марья, перешли им подготовленный начальству рапорт с записью боя.
— Есть!
На второй голограмме в рубке вспыхнула иконка принятого информационного массива.
— Бардак, — показательно закатив глаза, брякнул Богдан. Ближайший к камере пилот спрятал за кулаком перед губами короткий смешок.
— Отбой связи! — донеслось до Северова. Осознав, что предметного разговора у них не получается, командир «Скорого» принял соломоново решение вникнуть в обстановку, после чего уже действовать. Сразу бы так. Голограмма пошла рябью и погасла.
— Что скажешь, Маша?
— Столичный хлыщ. Ставлю свой процессор против печатной машинки, Золотухин считает себя несправедливо обойдённым. Запихали на калошу третьего класса и в самую дыру галактики засунули. По косвенным признакам, как-то: вызов без предварительной разведки, смешки пилотов и покачивание головой у штурмана, Золотухин не пользуется авторитетом у экипажа. Приказ на эвакуацию в течение шести часов подтвердить отказался — это ничем не прикрытая инициатива из желания выслужиться перед вышестоящим командованием. Показать какой он молодец. Незнание специфики консервации объекта. Экстренно или аварийно мы можем уложиться в два или три часа, но на регламентную консервацию требуется не менее полутора суток. Военного положения не объявляли и информации от ИИ корабля я не получила. Мне элементарно запретили доступ к разрешённым массивам.
— Ладно, солнце моё электронное, я тебя понял. Тем не менее, нам предстоит с ним как-то взаимодействовать и стараться не шибко топтаться по гордости и неудовлетворённым амбициям молодого человека, ха, и раздутому чувству собственной важности в спрямлённой фуражкой извилине. Печальная картина. Куда катится мир? Как его допустили командовать кораблём, не понимаю.
— У меня есть догадки.
— Делись, не томи душу.
— Генетических маркеров для подтверждения родства у меня нет, но внешнее сходство даёт основание предполагать родственную связь капитана Золотухина и заместителя начальника главного штаба ВКС РФ, контр-адмирала Золотухина Генриха Валерьевича, его голоизображение присутствует в базе данных.
— От оно что… Везёт мне на мажоров, как утопленнику. Мальчик с блестящими перспективами, а его на заштатный корвет запихнули. Трагедия! То-то капитану обидно. Видимо контр-адмирал
— Мне самой неспокойно, командир, — тяжело, совсем по-человечески вздохнули в динамике, — что прикажешь делать?
— Ждать, Марья. Ждать! Самое поганое в нашей жизни — это ждать и догонять. Пока не вернутся наши мстители, у нас связаны руки. А пока суть да дело, — Богдан пробарабанил пальцами по манипулятору меддроида, — подготовь приказ на консервацию станции и строительной площадки. Лишним не будет, а отменить его мы всегда успеем. Что-то Золотухин долго молчит, уснул, что ли?
«Скорый» проснулся чрез десять минут. За это время меддроид оставил пострадавшую конечность и спину человека в покое, а Богдан успел утвердить приказ по участку на подготовку станции и оборудования к консервации, согласовать и запечатать личным кодом сообщение непосредственному начальству и отдельный рапорт на имя вице-адмирала. Кое о чём, к общей пользе, Анатолию Петровичу Крашенниникову было бы интересно узнать напрямую из уст очевидца небезынтересных событий, чем выслушивать кривые пересказы подчинённых. Отдельно Северов составил рапорт на имя «Золотухина без имени и отчества» о выделении отдельного канала гиперсвязи. Приемо-передатчик на судне мощный, а главное исправный, чего нельзя сказать о раскуроченной станционной антенне и раздолбанных осколками внешних усилителях резонансных колебаний.
— Командир, ты как в воду глядел, — успела шепнуть Марья перед запуском голограммы.
В этот раз Золотухин делегировал все полномочия старшему помощнику, каплею Ильину Фёдору Борисовичу. Грубо вытесанный, крепко сбитый, габаритами два на полтора, Ильин почему-то сразу внушал доверие. Было в нём такая основательная надёжность простого русского мужика, привыкшего пахать землицу-матушку, но чьи лопатообразные мосластые руки и ладони не забывают о суковатой дубине. Резкий контраст с простецкой наружностью деревенского увальня создавали холодные льдинки проницательных глаз старпома. Опасное сочетание.
Ильин сразу взял быка за рога, потребовав излить подробности о рейде и сформированной на захваченный корвет команды. Выслушав Северова и чему-то кивая по ходу повествования, он переключился на поставленные рейдовой группе задачи. Ильин сходу указал на несколько слабых мест в планировании, тем самым подтвердив заслуживающий уважения опыт и первоначальные предположения Богдана и Марьи. Старпом на «Скором» оказался толковым.
— Сорок восемь часов, — отрезал Ильин. — Вам отведено на консервацию и эвакуацию сорок восемь часов. Если твои орлы не появятся до этого срока, я снимаю весь персонал, хочет он того или нет, и активирую обратный прыжок через недоделанное кольцо. На станции мы оставим радиоретранслятор, запас продовольствия и топлива для реакторов каской коробочки. Наши топливные элементы унифицированы и должны подойти и им. У меня приказ, старлей, пойми, — на данной фразе Северов хмыкнул. Ильин заработал ещё один плюс, заглянув в информаторий, скачав общедоступное досье начальника строительного участка. А обращение по званию прозрачно намекало на то, что каплей видит перед собой равного, не собираясь чиниться звёздами на погонах и полномочиями.