Тополиная Роща (рассказы)
Шрифт:
Нурмолды покрутил головой:
— Не собирался я менять оружие туркменам, закопать его хотел, чтобы не нашел его никто. При Советской власти ни адаевцам, ни туркменам оружие ни к чему.
Кежек схватил Нурмолды за шиворот, рывком поставил на ноги. Подтащил к колодцу, показал на головку:
— Гляди!
На айкеле каменной головки были высечены две тамги: О и У.
— Какая тамга адаев?
— Эта, — показал Нурмолды на У.
— Наша тамга стоит поверх туркменской. Туркмены выкопали этот колодец. Они кочевали здесь на Устюрте, на Мангышлаке, на Эмбе были их летовки. Прогнали их адаи. Они только и ждут, когда мы ослабнем. А ты винтовки хотел закопать, щенок!
В гневе Кежек одной рукой тряс Нурмолды, а другой указывал на парня, подходившего со связкой винтовок за плечами. Он свалил их, как вязанку дров, разогнулся и потер поясницу.
Долговязый заставил Кежека отпустить Нурмолды, проворчав:
— И чего хайло разеваешь!.. Парень долго жил среди чужих.
Они вернулись к Рахиму. Там на кошме была уж расстелена чистая тряпица. От костра пришел парень с пиалушками и чайником.
— Насчет туркмен Кежек путает, — сказал долговязый, — наши нынешние земли принадлежали когда-то калмыкам, а туркмены здесь только кочевали и платили дань калмыцкому хану. Мы, адаевцы, пришли из Саурана. В ту пору калмыки были ослаблены войной с соседями, адаевцы оттеснили их на север и заняли долину Эмбы. Наш род умножался, век от века мы расширяли свои владения в войнах и набегах. Хивинский хан дразнил царя нападениями на русские караваны, а туркмены слушались голоса хана. Тогда адаи сказали генералам: «Мы поможем вам воевать с ханом» — и с помощью русских войск прогнали туркмен с Мангышлака и Устюрта. Хивинский хан требовал с адаев дани. Адаи пропустили войска русского царя через свои степи, и русские взяли Хиву. Мы были сильны, когда держались как дети одного отца — Адая.
— Могущество — это единство, а единство — это вождь, — сказал Рахим. — И если аллах послал адаям вождя, он послал его всем нам, тюркам… Меня же аллах послал открыть его имя казахам, уйгурам, татарам, узбекам. Они ждут вождя, чтобы объединиться под его рукой.
— Да, времена нынче худые, — покивал долговязый, — туркмены грабят наши аулы, Советская власть хочет отобрать наш скот и угнать к железной дороге. У нас два пути: путь уступок, стало быть путь гибели, и путь единства. Мы отбросим туркмен в пески, не дадим русским ни одной овцы. Мы заставим бояться нас каракалпаков и хивинцев.
— Выходит, вы собираетесь создать государство адаев? Да вы лет на двести опоздали! — сказал Нурмолды; он принес карту, развернул: — Есть республика Казахстан, и есть народ казахи. А здесь Туркмения, здесь Украина, Россия. У каждого народа своя земля и свое правительство.
— Э, сынок, мы люди неграмотные, живем не по писаному… — вздохнул долговязый. — Я вот что тебе скажу: почему русские не могли взять Хиву? Не стены ее защищали, а наши пустыни. Адаи пропустили русских через свои пустыни, хан сдался… — Он указал в сторону полынных зарослей: — Скелеты остаются от тех, сынок, кто является в адаевские пустыни без нашего согласия. Мы завалим колодцы… Да что завалим — мы их просто прикроем и будем как в крепости.
— Я отыскал колодец в здешнем урочище, — сказал Нурмолды, — отыщу и в соседнем.
— Милицию приведешь?
— Я везу карту. Всякий взглянет на нее и поймет, что винтовка в наших степях теперь ни к чему.
Долговязый шикнул:
— Кежек услышит!
Кежек услышал. Неспешно подойдя, он пнул карту, так что она с треском разорвалась. Поддел тюк своим огромным сапогом. Со стуком посыпались на глиняную корку книги и карандаши.
Нурмолды вскочил, Кежек перехватил его одной рукой, отшвырнул. В силача с визгом вцепился Мавжид. Повис, визжал, царапал лицо. Выдрал ли он Кежеку глаза, был ли тот парализован суеверным страхом перед безумцем, — он крутился, не мог отодрать от себя Мавжида. Задыхался в его лохмотьях, кричал:
— Уходи! Уходи!
Хлопнул выстрел, Мавжид отвалился от Кежека.
Нурмолды бросился на Кежека, был схвачен и стиснут.
Очнувшись, увидел сидящего на коне Кежека. Равнодушно глядели его запухшие глазки, губы шевелились. В поводу он держал саврасого. Нурмолды разобрал:
— …Через три дня вернемся! Думай о своих прадедах. О прошлом.
Нурмолды поднялся на четвереньки, увидел уходящий караван: впереди ехал долговязый с винтовкой за плечами.
— Рахим-ага!.. — закричал Нурмолды. — Рахим-ага!
7
Ему наконец удалось подняться. Он подошел к Мавжиду, с плачем, подвывая, склонился над ним. Тот был еще жив. Он коснулся рукой Нурмолды, выговорил:
— Жалко тебя. Мою дочь жалко, жену жалко.
— Ты не умрешь! Догоним аулы! Я тебя читать научу!..
— Я мало жил… Ты живи.
— Ты не умрешь!.. — начал Нурмолды, но дернулась, соскользнула с его ладони голова Мавжида.
Могилу Нурмолды вырыл ножом; забросал тело терьякеша сухими гипсовыми комками.
Нурмолды собрал клочья карты. Один такой он нашел далеко в стороне, смятый, с дырой, — как видно, пытались завернуть что-то в него, да порвалась материя основы, редкая, как бы сплетенная из сухих корешков. Нашел и чехол от карты.
Он стянул веревкой тюк с учебным имуществом, взвалил на плечи.
Брел Нурмолды в тишине, в чайнике хлюпало.
В синих вечерних холмах он увидел двугорбого верблюда — бактриана. Нурмолды сбросил было свои тюки, побежал, но в страхе потерять свою поклажу вернулся, а когда взвалил ее на себя, верблюд исчез.
На рассвете он потащил свой тюк дальше. Спустился с бугра, услышал шлепанье подошв. Поднял голову: путь ему пересекал бактриан!
Верблюд не подпускал к себе близко. Нурмолды брел за ним. Содержимое тюка перемешалось. Книги непрестанно вываливались, он совал их за пазуху, втискивал за пояс.
Верблюд привел его в пески, заросшие джантаком — верблюжьей колючкой. Нурмолды продирался сквозь заросли — они гремели, как металлические, — нюхал ветер, ловил запахи аула.
Не к аулу вел его верблюд. Перед Нурмолды темнела истолченная, взрыхленная грязная яма с лужицей на дне — мелкий колодец, прорытый к верховодке. Верблюд пил, ложась грудью на край и опуская голову в яму. Из осевших стен торчали сучья саксаула.
Нурмолды выволок к колодцу старую деревянную колоду, глиной мало-мальски залепил щели. Чайником натаскал воды, сделал петлю из пеньковой веревки, разложил перед колодой.
Схваченная веревкой за ногу, верблюдица смирилась. В носу у нее было проделано отверстие, в котором торчала деревяшка с кожаной петлей. Нурмолды просунул в петлю конец веревки, заставил верблюдицу лечь. Погрузил на нее свой тюк, сел, поправил за спиной трубку карты. Скомандовал:
— Кх! Кх!
Качнулась верблюдица, выпрямляя задние, а затем передние ноги, вскинула маленькую голову на длинной шее и подняла Нурмолды над равниной пустыни.
Ветер вздымал шерсть на верблюжьих боках.