Тот, кто называл себя О.Генри
Шрифт:
— Есть! — крикнул Билл.
Стрела Тома торчала как раз из того места, где у хряка только что был глаз.
— Бежим! — крикнул Том. — Спасаемся! Это боров Бэка Иззарда, я знаю!
Они побежали в город с такой быстротой, как еще никогда не бегали. Хряк визжал и ревел позади, точно ему отпиливали голову.
В кукурузе они перевели дух.
— Что будет, Томми? Хряк, наверно, подохнет? Том сплюнул и посмотрел на свой лук.
Бэк Иззард поймал мальчишек под вечер и повел их на Маркет-стрит.
Дом Портсров стоял ближе,
— Доктор Портер, — тихо и яростно сказал Бэк Иззард. — Они искалечили моего племенного хряка. Я растил его два года. Хряк стоит десять долларов. Заплатите наличными?
— Вы убили борова? Это правда, Вильям? — спросил Элжернон Портер.
— Нет, па, — сказал Билл, — мы только вышибли у него глаз. Но он может жить и без глаза.
— Только один глаз, сэр, честное слово! — подтвердил Том Тат.
— Сколько стоит глаз вашего хряка? — повернулся к Бэку Элжернон Портер.
Бэк задумался. Он уже жалел, что постучал в двери дома Портеров. У Портеров никогда нет денег. Мисс Лина варит и на обед и на ужин кукурузную кашу. Мясо они пробуют только по воскресным дням. С Портера не возьмешь много. Но постараться надо.
— Мистер Портер, — сказал Бэк. — Эти сорванцы с таким же успехом могли выбить глаз мне, и тогда…
— Тогда вы получили бы мой глаз, — перебил его Портер.
— Ваш глаз? — оторопел Бэк. — На кой черт мне ваш глаз?
— Разве он не стоит вашего? — спросил Элжернон.
«И зачем только я притащил мальчишек к Портерам? — подумал Бэк. — Надо было сразу постучаться к Татам. Эгберт при мне вздул бы обоих сорванцов, и дело с концом».
— Марш в комнату! — сказал отец Биллу. — А с этим щенком, — он показал на Тома, — вы, Бэк, можете делать что угодно.
— Поросячья этика, — проворчал он, запирая дверь. В темноте коридора нашарил плечо Билла, уцепился за него и отвесил сыну обжигающую пощечину.
Билл сглотнул кровь, брызнувшую из разбитой губы. Отец постоял немного, словно прислушиваясь, потом прошел в свою комнату и заперся изнутри. Таким Билл запомнил его с детства.
В городе чуть ли не у каждого жителя был свой заскок.
Мисс Бетти Колдуэлл, например, квартирантка Портеров, прогуливалась каждый вечер по Элм-стрит со своей коричневой собакой. Собаку звали Минна. Она была очень Похожа на ливерную колбасу. По воскресным дням мисс Колдуэлл частым гребнем вычесывала у Минны блох, а потом еще натирала ее какой-то вонючей мазью. Она нянчила собаку как ребенка, разговаривала с ней, давала ей всякие ласковые прозвища, готова была целовать ее слезящиеся глаза. Даже негры посмеивались и называли Бетти Колдуэлл «собачьей мисси».
Эгберт Тат каждую субботу покупал у Пэйшоу полгаллона ирландской водки. В этот день добрее Эгберта никого в Гринсборо не было. Подойди к нему на улице, поздоровайся за руку — и готово, Эгберт уже зовет тебя в гости. Чего хочешь попроси у Эгберта — все даст, кроме денег. Денег у него в
Водку Эгберт со своими друзьями выпивал на выгоне — пускали бутыль по кругу, причем Эгберт делал каждый раз два больших глотка, тогда как остальные по одному. Потом он долго шел домой по короткой Маркет-стрит. Во дворе дома вещи в этот вечер всегда оказывались не на своих местах, и он начинал наводить порядок. Тележное колесо попадалось под руку — он ломал его о столбик ворот. Лопата стояла у стены — он лопатой бил стекла в окнах, а потом засыпал на ступеньках заднего крыльца.
А вот отец Билла, Элжернон Портер, накопил целую коллекцию патентов. Он изобрел летательный аппарат, который пока еще не мог оторваться от земли. Стиральную машину, которую почему-то никому не удавалось продать: женщины, с присущим их породе консерватизмом, продолжали стирать на обычных рубчатых досках. Стоял на полке в комнате Элжернона самозаводящийся будильник. Он шел и останавливался по своему особому, непостижимому внутреннему желанию.
Отец вел бесконечную переписку с различными фирмами, но ни одна из уважающих себя фирм не бралась воплотить его проекты в металл. Отказы приходили в длинных твердых конвертах, очень вежливые, написанные каллиграфическим почерком на отличной бумаге.
— Они просто не доросли до этой идеи, — бормотал Элжернон, просматривая очередной ответ технического совета фирмы. — Они поймут в конце концов. Да, поймут! Но поздно будет. Я продам свою идею другой, более солидной фирме.
Он швырял конверт в угол, надвигал на брови старый цилиндр с промятым боком и шел в драгстор Кларка. Приходил домой заполночь, долго искал дверь, грохотал стульями в темноте коридора и засыпал не раздеваясь или за столом или посреди своей комнаты на разбросанных по полу чертежах.
В 1872 году президент Грант объявил, что конгресс начал разработку плана грандиозного празднества по случаю столетнего юбилея независимости. Юбилей должен быть отмечен не только праздником, но и «выставкой достижений американской нации». Президент Грант призывал принять участие в выставке не только фирмы и тресты, но и отдельных граждан, «ибо, — говорил президент, — в нашей свободной стране инициатива отдельного человека так же ценна, как и инициатива многих людей, объединяющих совместные усилия для труда на благо нации».
— Эвелина, — сказал Элжернон Портер сестре, прочитав в «Патриоте» заявление президента. — Я решил покончить с медициной. К черту! Навсегда! Ты же видишь, она не приносит нам ни цента прибыли. А выставка — это верный шанс. Я представлю им самодвижущийся паровой экипаж. Я иду на все, Лина. Или теперь, или никогда!
Эвелина вздохнула и опустила голову. Это значило, что отныне вся забота о доме, о пропитании, об учебе Билла ложится на нее.
… Теперь Элжернон почти не выходил из сарая.