Тот, кто называл себя О.Генри
Шрифт:
Время зимних дождей кончилось. Весна прорывалась в улицы. Ветер обрушивал на город пьяные запахи, собранные в прериях. Кружилась голова. Все в мире было нетрудным. Можно было подняться на цыпочки и дотронуться пальцами до бледного рога луны. Он снова притянул к себе девушку.
— Нет! — сказала «на.
— Почему?
— Ведь мы еще не помолвлены.
— Черт возьми, Дэл, да ведь это же ерунда!
— Нет! — сказала она.
— Еще один разок, Дэл. Последний.
— Нет, Билли. Пусти меня. Слышишь? Или я рассержусь.
— Ну, хорошо. Не буду. Она поправила волосы.
— А теперь послушай, что я скажу.
… Город спал в огромной тишине ночи. Чистым белым светом горели газовые фонари на столбах. И в одном из домов, широко разметавшись на постели, приоткрыв рот, в уголке которого закипала слюна, спал двадцативосьмилетний управляющий кожевенным заводом, человек солидный, с прочным положением в обществе, человек состоятельный, хорошо подходящий к такой девушке, как Атол. Мистер Роч принимал его всегда очень радушно, а миссис Роч, когда он оставался обедать, всегда просила Атол подавать к столу. У него было лицо, налитое сытостью, мягкий белый нос и ватные пальцы с длинными овальными ногтями. А глаза телячьи, и всегда можно было наперед угадать, что он скажет через минуту.
Атол говорила. Билл слушал ее как через стену. А рядом был ковбой Ходжес. Он сидел в сарае для стрижки овец и разбирал кольт. Сначала он вытащил шомпол и снял барабан. Потом выбил шпильку, крепящую спусковой крючок, вытащил спуск и поставил барабан на свое место. Тупые головки пуль тихо поблескивали в тесных гнездах.
— Теперь только скорость руки, — сказал Ходжес. — Ты взводишь собачку левой ладонью. Не нужно каждый раз после выстрела снова нажимать на спуск. Просто оттягиваешь ладонью, вот этим местом, и стреляешь. Получается очень быстро — тах-тах-тах! Только оттягивать нужно до конца, чтобы барабан успел провернуться. Понял?
Билл взял кольт. Теплая рукоятка плотно села в кулак. Он отодвинул полог постели и прицелился в кожевенного Управляющего. В рот, где противно кипела слюна. Шесть Раз пролетела ладонь над собачкой, и шесть раз кольт выплюнул узенький язычок огня…
— Ты слушаешь? Почему ты так смотришь? — тревожно спросила Атол.
— Он не получит тебя, — сказал Билл. В кулаке все еще оставалось ощущение тяжести.
— Конечно, — сказала Атол. — Я об этом и говорю. Я не хочу, чтобы меня купили за партию бычьих кож.
Школу высшей ступени она кончит в мае. Билл придет к миссис Роч на другой же день после выпускного праздника и попросит руки Атол. Миссис Роч наверняка откажет. Тут и думать нечего.
— И тогда я убегу с тобой. Уйду из дома как будто по делу и больше не вернусь. А ты меня будешь ждать где-нибудь. А теперь я пойду. Уже совсем светло. Я никогда не возвращалась так поздно. Нет, Билл, не провожай. Я уверена, что мама поджидает меня на улице.
… Весна брала город штурмом. Вдали затихали каблучки Атол. За углом плеснулся по ветру подол ее платья. Билл вздохнул, приподнялся на носках и коснулся пальцем тонкого рога луны. Рог зазвенел, как серебро.
… Она окончила школу в числе первых учениц. Она научилась со вкусом расставлять мебель в комнате. Не путать Вашингтона Ирвинга с Джорджем Вашингтоном. Немного рисовать. Печь великолепные пудинги и, не заглядывая в молитвенник, читать «Те Deum» и «Miserere» по-английски и по-латыни.
Она прислала записку:
«Все готово. Приходи завтра».
Билл отутюжил свой лучший костюм и истратил в парикмахерской целый доллар.
Дверь отворила Атол, одетая как для конфирмации — в белое платье с высоким корсажем.
— Мама ждет, — шепнула она.
Миссис Роч приняла его в полутемной гостиной. В вечернем свете она казалась очень молодой и такой же красивой, как дочь.
Билл поклонился и представился.
Она протянула ему вялую, душистую от косметических кремов руку.
— Садитесь. Дэл мне все уши прожужжала о вас. Билл присел на край кожаного средневекового кресла.
Искоса оглядел комнату. В ней все было добротным и тяжелым и стояло точно на своих местах. У окон на низких подставках вазоны с цветами. Кисейные занавески схвачены в талии голубыми лентами.
«Бонбоньерка для шоколадных конфет», — подумал Билл.
— Рассказывайте… — протянула миссис Роч, погружаясь в качалку.
Атол пошла приготовить кофе.
— Я из Гринсборо… — сказал Билл.
— О? — миссис Роч придала своему лицу выражение удивления. — А я и мой муж из Нэшвилла. Я сейчас даже не могу представить себе, как он выглядит. Эта ужасная война, которая перевернула все с ног на голову… Эти негры, которые хотят участвовать в выборах вместе с нами… Смутный век… Я не знаю, к чему мы придем в конце концов…
Разговор поминутно спотыкался. Билл чувствовал на себе пристальный, оценивающий взгляд хозяйки. Он попытался сострить насчет погоды, но острота затупилась прежде, чем он ее кончил. Слишком твердым кремнем была эта миссис Роч. Билл попытался еще раз. Миссис Роч снисходительно улыбнулась.
У него внутри все расцвело, когда в комнате появилась Атол.
Чашка крепчайшего кофе поставила все на место. Он откинулся на спинку кресла и сказал миссис Роч то, ради чего пришел сюда.
Миссис Роч вздрогнула, и лицо ее постарело на глазах. Атол замерла у двери. Летела и не могла пролететь минута звенящей тишины.
— Мистер Портер, — произнесла наконец миссис Роч, тщательно вычеканивая слова. — Я думаю, что об этом вообще не следует говорить.
Через несколько минут он попрощался с хозяйкой. Атол проводила его к выходным дверям.
— Чепуха, — сказала она. — Я так и знала. Теперь я наверняка убегу. Мне надоело жить в этой шелковой коробке для французских духов.
… План был разработан до мельчайших деталей. Принималось в расчет все, даже час дня и погода.
Каждый год миссис и мистер Роч уезжали к знакомым в Льюдинг. На целую неделю. На этот раз поездка назначалась на конец июня.