Тот, кто называл себя О.Генри
Шрифт:
Билл перевел глаза вниз и посмотрел на конец письма. Там стояла дата: «21 июня 1897».
— Семь дней! Целая неделя! А вдруг уже все кончено?
— Проклятый трус, — пробормотал Билл.
— Что? — переспросила миссис Вильсон.
Я о другом, — сказал Билл.
— Да, да, — сказала миссис Вильсон. — Это у нее уже месяца четыре.
— Билл скомкал письмо и сунул его в карман.
— Каторги за это мало, — сказал он.
— Что? — переспросила миссис Вильсон. — Ведь я совсем потеряла вас из виду. Последнее время вы мне совсем не писали, Вильям.
— Двадцать долларов, — сказал он, глядя на нее. Лицо его стало жалким. Руки метались, ощупывая карманы. — Двадцать долларов. Под какое угодно обеспеченье. На билет до Хьюстона.
— Да, да, — сказала миссис Вильсон. — Нельзя терять ни минуты. — Она взяла с комода замшевую сумочку и стала рыться в ней. — Да, да. Поезжайте сейчас. Она ждет вас. — Горсть серебра перелилась в ладонь Билла. — Отдадите, когда будет удобно.
— Да, когда будет удобно… — повторил он. — Когда же отходит поезд на Хьюстон?
Он шел по улице, сжимая в кулаке нагревшиеся монеты, и все бормотал:
— Когда же отходит поезд на Хьюстон?
Прохожие принимали его за пьяного.
Утром 1 июля он сошел с поезда в Хьюстоне и нанял извозчика.
Полицейский агент, следивший за ним от новоорлеанского вокзала, позвонил по телефону окружному инспектору:
— Портер в городе. Отправился домой.
— Оставьте его пока в покое, — распорядился инспектор. — Теперь он уже никуда не уйдет.
Билл заплатил извозчику доллар, взбежал на низенькое, в три ступеньки крыльцо и рванул дверь своей квартиры. В прихожей его встретила миссис Холл, вся в черном, с покрасневшими от слез и усталости глазами.
— Что? — крикнул Билл, с испугом глядя на ее черное платье. — Где она?
— Тише! Ради всех святых, тише! — зашептала миссис Холл. — Она в спальне.
Жива?!
— Ради бога, прошу вас…
— В душной комнате пахло геранью.
Атол полулежала в кровати, приподнятая горой подушек. Простыня облегала ее тело, и Билл заметил, как страшно она похудела.
— Дэл!
Она слегка повернула голову, и глаза ее, полузакрытые, медленно открылись и стали очень большими и блестящими. Она приподняла руку, словно защищая их от света.
— Дэл!
Он подошел к кровати, потом тяжело опустился перед ней на колени и закрыл лицо ладонями.
— Вильям, не смейте! Что вы делаете? Ей нельзя волноваться.
Это миссис Холл.
— Нет, — пробормотал Билл. — Нет. Нет. Нет.
Он протянул руку и осторожно погладил плечо жены. Он почувствовал, как вздрогнула она от его прикосновения.
— Мистер Портер!
Опять эта миссис Холл.
— Нет, — сказал Вильям. — Нет. Уйдите отсюда. Я приехал к Дэл. Я приехал к своей Дэл, понимаете?
Он вглядывался в лицо жены, в потрескавшиеся губы, в коричневые круги вокруг глаз.
Атол, трудно дыша, смотрела не отрываясь на него. И вдруг две блестящие капли поползли по ее щекам.
— Зачем? — сказал Билл. — Зачем, ну? Вот я. Почему ты молчишь? Дэл, почему ты молчишь?
Атол зажмурила глаза и затряслась в плаче.
— Почему ты меня бросил, Билл? — прошептала она.
Он открыл рот и захлебнулся воздухом.
Как он мог сказать ей, что он просто струсил? Что наверняка знал, что не сможет оправдаться на суде. Что он и не хотел оправдываться. Что его пугал призрак тюрьмы, потеря чести, гордости, положения в свете. Что он предпочел унизительной процедуре публичного суда бегство. Что он сделал непоправимую ошибку и слишком поздно понял это.
— Дэл, родная, прости, ради бога. Я не мог иначе. Я хотел тебя вызвать в Мексику. Тебя и Маргарэт. Там было хорошо. Очень хорошо. Но потом я узнал, что… что подозрение с меня снято. И теперь все в порядке. И не будет суда. Ничего не будет, понимаешь? Все в порядке, Дэл. Клянусь тебе.
Он старался лгать спокойно, чтобы она поверила. Он старался сам поверить своей лжи.
— Ты больше никуда не уедешь?
— Нет, — сказал он. — Нет. Нет. Нет. Атол вздохнула.
А Маргарэт уже большая. Восемь лет. Она сейчас у бабушки.
— Душно, — сказал Билл. — Для чего эта герань? Тебе нужен свежий воздух.
Он подошел к окну, поднял раму и сбросил на улицу глиняные горшки. Они глухо ударились о тротуар. Горячий степной ветер вздул занавески.
— Вильям!
Билл стряхнул руку миссис Холл со своего рукава и выбежал в коридор. Там он прислонился лбом к прохладной штукатурке стены и перестал слышать все.
Иногда температура стремительно падала, удушье отпускало грудь, и в такие дни Атол просила посадить ее на кровати лицом к окну.
Приходил доктор, дальний родственник миссис Холл, Билл открывал в гостиной бутылку и спрашивал после осмотра:
— А ведь бывают, наверное, случаи, док, что пациент, назло вашей науке, поднимается на ноги?
Доктор, откровенный циник, прищурив левый глаз, рассматривал стакан на свет и морщился недовольно.
— Медицина, мистер Портер, теряет всякий смысл, когда пациенты начинают действовать в интересах похоронных бюро. Именно это и делает ваша жена. Может, она и протянула бы еще годик, но… Черт побери, у нее очень паршивое настроение. О чем она думает? Что ее тревожит?
Молча, стоя друг против друга, они выпивали виски и расходились.
Билл прекрасно знал, что волнует Атол, но разве он мог рассказать об этом доктору?
Атол скончалась в ночь на 25 июля 1897 года.
Днем Хьюстон тонул в волнах мерцающего зноя. Ночью тревожно спал под тяжелым горячим небом. Огненная черта обводила пригороды. На улицах пахло дымом. Это горели пересохшие травы прерий и мескитовые заросли.
Атол сдвинула ногами простыню и лежала на кровати в одной длинной полотняной рубашке. Тело ее стало угловатым и незнакомым. Оно как бы обтаяло со всех сторон в этом палящем зное. Билл прикладывал ко лбу жены мокрое полотенце. Через минуту оно становилось горячим, как и все вокруг. Неслышной тенью двигалась за спиной Билла миссис Холл.