Тотальные институты
Шрифт:
Процессы, посредством которых Я человека умерщвляется в тотальных институтах, довольно стандартны [50] ; анализ этих процессов позволяет понять, какие условия должны создаваться обычными учреждениями, чтобы их члены сохраняли свое гражданское Я.
Первый способ ограничения Я — барьер, который тотальные институты возводят между постояльцем и окружающим миром. В гражданской жизни распорядок последовательной смены ролей индивида — как на протяжении всей жизни, так и в круге каждодневных занятий — гарантирует, что ни одна из его ролей не будет мешать действиям или связям в рамках другой роли. Членство в тотальных институтах, наоборот, автоматически разрушает распорядок смены ролей, так как постоялец отрезан от окружающего мира круглые сутки, и это может продолжаться годами, что приводит к утрате права исполнять роли. Постояльцев многих тотальных институтов вначале полностью лишают возможности принимать посетителей или покидать учреждение, что обеспечивает глубокий изначальный разрыв с прошлыми ролями и готовность к отказу от права на исполнение ролей. Пример можно найти в сообщении о жизни кадетов в военной академии:
50
Пример
За сравнительно короткое время необходимо добиться резкого разрыва с прошлым. Поэтому в течение двух месяцев швабре [51] не разрешается покидать базу или вступать в контакты с не-кадетами. Полная изоляция помогает сделать из швабр единую группу вместо разнородного скопления лиц высокого и низкого статуса. В первый же день выдается униформа, и на обсуждение своего достатка и семейного происхождения налагается табу. Хотя жалованье кадета очень низкое, ему не разрешается получать деньги из дома. Роль кадета должна вытеснить прочие роли, которые индивид привык исполнять. Остается лишь несколько свидетельств его социального статуса во внешнем мире [52] .
51
Швабра (англ. swab) — сленговое пренебрежительное обозначение моряков в американском военно-морском флоте.
52
Sanford М. Dornbusch. The Military Academy as an Assimilating Institution // Social Forces. 1955. Vol. 33. № 4. P. 317. Первоначальное ограничение посещений в психиатрической больнице описывается в: Donald Mei Johnson, Norman Dodds (eds.). The Plea for the Silent (London: Christopher Johnson, 1957). P. 16. Cp. с запретом принимать гостей, который часто привязывал домашних слуг к их тотальным институтам. См.: J. Jean Hecht. The Domestic Servant Class in Eighteenth-Century England (London: Routledge & Kegan Paul, 1956). P. 127–128.
Я могу добавить, что при добровольном поступлении новый постоялец сам уже отчасти исключил себя из своего домашнего мира; то, что институт разрушает до основания, и так уже начало распадаться.
Хотя постоялец может возвратить себе право на некоторые роли, если и когда он вернется в мир, очевидно, что другие потери необратимы и могут болезненно переживаться. Он может столкнуться с невозможностью восполнить на более позднем этапе жизненного цикла время, не потраченное сейчас на получение образования или продвижение по карьерной лестнице, на романтические отношения или воспитание детей. Правовой аспект этого безвозвратного лишения прав выражается в понятии «гражданской смерти»: заключенные тюрем могут не только временно терять права на передачу кому-либо денег и выписывание чеков, на оспаривание развода или усыновление и на участие в выборах, но и навсегда лишаться некоторых из этих прав [53] .
53
Информативный обзор данного вопроса на материале американских тюрем можно найти в: Paul W. Tappan. The Legal Rights of Prisoners // Annals of the American Academy of Political and Social Science. 1954. Vol. 193. P. 99–111.
Таким образом, постоялец обнаруживает, что некоторые роли становятся для него недоступными в силу барьера, отделяющего его от внешнего мира. Поступление в институт обычно приводит и к другим потерям и лишениям. Очень часто персонал осуществляет так называемые приемные процедуры, например, записывает личные данные постояльцев, фотографирует их, взвешивает, снимает отпечатки пальцев, назначает порядковые номера, обыскивает, изымает и описывает личное имущество, раздевает, моет, дезинфицирует, стрижет, выдает институтскую одежду, проводит инструктаж и распределяет по помещениям [54] . Приемные процедуры лучше называть «обтесыванием» или «программированием», потому что в результате такого рода подготовки новоприбывший формируется и кодируется в качестве объекта, который может быть сырьем для административной машины учреждения и легко поддается обработке посредством рутинных операций. Многие из этих процедур зависят от атрибутов (таких, как вес или отпечатки пальцев), которыми индивид обладает просто как представитель наиболее обширной и абстрактной социальной категории — человеческих существ вообще. Действия, осуществляемые исходя из этих атрибутов, неизбежно исключают большинство его предыдущих оснований для самоидентификации.
54
См., например: Jack Kerkhoff. How Thin the Veil: A Newspapermans Story at His Own Mental Crack-up and Recovery (New York: Greenberg, 1951). P. 110; Elie A. Cohen. Human Behaviour in the Concentration Camp (London: Jonathan Cape, 1954). P. 118–122; Eugen Kogon. The Theory and Practice of Hell (New York: Berkley Publishing, 1964). P. 63–68.
Поскольку тотальный институт затрагивает множество аспектов жизни своих постояльцев, проводя их комплексную подготовку при приеме, особенно важно сразу добиться от нового постояльца готовности сотрудничать. Персонал часто считает, что почтительность нового постояльца во время его первых взаимодействий с ними свидетельствует о том, что в целом он будет покладистым. Ситуация, когда сотрудники института впервые говорят постояльцу о его обязанности вести себя почтительно, может структурироваться таким образом, что постоялец оказывается перед выбором: либо возразить, либо замолчать навсегда. Таким образом, эти первоначальные эпизоды социализации могут представлять собой «тест на послушание» и даже соревнование, призванное сломить его волю: постоялец, выказывающий неповиновение, мгновенно подвергается осязаемому наказанию, интенсивность которого возрастает, пока он открыто не сдастся и не смирится.
Любопытную иллюстрацию
— И не опускай голову, когда я с тобой разговариваю.
— Не опускай голову, когда мистер Уитбред с тобой разговаривает, — сказал мистер Холмс.
Я оглянулся на Чарли. Наши взгляды встретились, и он тут же уставился в пол.
— На что ты там оглядываешься, Бигэн? Смотри на меня. <…>
Я посмотрел на мистера Уитбреда.
— Я смотрю на вас, — сказал я.
— Ты смотришь на мистера Уитбреда и-и?
— Я смотрю на мистера Уитбреда.
Мистер Холмс угрюмо взглянул на мистера Уитбреда, замахнулся и ударил меня ладонью по лицу, придержал меня другой рукой и ударил еще раз.
Голова закружилась, щека вспыхнула и заболела, и я подумал, получу ли еще. Я ощутил новую пощечину, затем еще одну; я пошатнулся, но меня удержала надежная, почти нежная, рука; еще одна пощечина, и у меня перед глазами поплыли бледные красно-белые пятна.
— Ты смотришь на мистера Уитбреда и-и, Бигэн?
Я сглотнул, кое-как совладал с голосом и попытался еще раз:
— Я, сэр, пожалуйста, сэр, я смотрю на вас, то есть я смотрю на мистера Уитбреда, сэр [55] .
55
Brendan Behan. Borstal Boy (London: Hutchinson, 1958). P. 40. См. также: Anthony Heckstall-Smith. Eighteen Months (London: Allan Wingate, 1954). P. 26.
Приемные процедуры и тесты на послушание могут принимать форму своеобразной инициации, называемой «приветствием», когда персонал, постояльцы или и те и другие отвлекаются от своих дел, чтобы ясно обрисовать новому постояльцу, что его ждет [56] . В рамках этого обряда перехода он может получать новое имя, например «рыба» или «швабра», которое напоминает ему, что он всего лишь постоялец и, более того, даже в этой нижестоящей группе стоит ниже всех.
Приемную процедуру можно охарактеризовать как оставление и приобретение, посередине между которыми находится физическое обнажение. Оставление, конечно, включает в себя отчуждение имущества, важное потому, что люди связывают с имуществом свое самоощущение. Вероятно, наиболее значимым имуществом являются отнюдь не физические вещи, а полное имя человека; как бы его потом ни звали, утрата своего имени может сильно ударять по Я [57] .
56
То, как данный процесс протекает в концентрационных лагерях, описывается в: Cohen. Op. cit. P. 120; Kogon. Op. cit. P. 64–65. Художественное описание приветствия в женской исправительной колонии см. в: Sara Harris. The Wayward Ones (New York: New American Library, 1951). P. 31–34. Менее выразительный тюремный вариант см. в: George Dendrickson, Frederick Thomas. The Truth about Dartmoor (London: Gollancz, 1954). P. 42–57.
57
Например: Thomas Merton. The Seven Storey Mountain (New York: Harcourt, Brace & Company, 1948). P. 290–291; Cohen. Op. cit. P. 145–147.
Когда постояльца лишают имущества, учреждение должно дать ему что-то взамен, но это оказываются стандартные вещи, которые одинаково выглядят и одинаково распределяются. Это новое имущество маркируется как принадлежащее на самом деле институту, и в некоторых случаях его регулярно изымают, чтобы, так сказать, «продезинфицировать» от идентификации с использовавшими его людьми. Что касается вещей, которые можно расходовать (например, карандашей), от постояльца могут требовать возвращать остатки старых перед выдачей новых [58] . Непредоставление постояльцам индивидуальных шкафчиков и периодические обыски и конфискации накопленного личного имущества [59] закрепляют отсутствие права собственности. Влияние, которое оказывает на Я лишение личных принадлежностей, высоко ценится религиозными орденами. Постояльцев могут заставлять менять кельи раз в год, чтобы они к ним не привязывались. Устав бенедиктинцев недвусмысленно гласит:
58
Dendrickson, Thomas. Op. cit. P. 83–84, а также: Устав святого Бенедикта. Гл. 55 [цит. по: Устав преп. Венедикта // Епископ Феофан (ред.). Древние иноческие уставы (Москва: И. Ефимов, 1891). с. 638–639].
59
Kogon. Op. cit. P. 69.
Для подстилания на кровати достаточно рогожи, саги (мешка, набитого соломою или сеном), одеяла и подушки. Авва почасту должен осматривать кровати, чтобы не завел кто чего лишнего. Если найдется у иного что-нибудь, чего он не получал от аввы, подвергать такого тягчайшей епитимии. Чтобы пресечь всякое покушение иметь что-либо особое — свое, — пусть авва дает всякому все необходимое: куколь, полукафтанье, сандалии, сапоги, нарамник, ножичек, писало, иглу, полотенце, таблички для писания; этим будет отнята всякая возможность извинения. При этом авва пусть руководится следующим правилом, изреченным в Деяниях Апостольских: «…и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2:45)… [60]
60
Устав святого Бенедикта. Гл. 55 [Указ. соч. с. 638–639].
Один тип личного имущества имеет особое значение для Я. Индивид обычно ожидает, что он будет контролировать то, как он выглядит, появляясь перед другими. Для этого ему нужны косметика и одежда, средства для их использования, приведения в порядок и исправления, а также доступное и надежное место для хранения этих материалов и средств — словом, индивиду нужен «набор инструментов идентичности», чтобы ухаживать за своим персональным фасадом. Ему также нужен доступ к специалистам по декорированию, таким как парикмахеры и портные.