Тотальные институты
Шрифт:
Однако при поступлении в тотальный институт индивида чаще всего лишают его обычного внешнего вида и доступа к оборудованию и услугам, с помощью которых он его поддерживает, что приводит к обезличиванию. Одежда, расчески, нитки и иголки, косметика, полотенца, мыло, наборы для бритья, банные принадлежности — все это могут изымать или запрещать использовать, хотя кое-что могут убирать в недоступное хранилище, чтобы вернуть по выходе из института. Устав святого Бенедикта гласит:
Если он имеет что, то или раздает это прежде бедным, или при всех жертвует в монастырь, ничего себе не оставляя. В монастыре он не имеет уже власти и над своим телом, не только над вещами какими. Тут же в храме скидает он свои одежды, и одевается в монастырские. Прежние одежды его хранятся в рухлядной, чтобы, если по наущению дьявола, он вздумает выйти из монастыря, он в них был извержен из него [61] .
61
Там же. Гл. 58 [Там же, с. 641].
Как отмечалось выше, институтские вещи, выдаваемые взамен изъятым, обычно являются «грубыми», неудобными, часто изношенными и одинаковыми для различных категорий постояльцев. Воздействие, которое оказывает такая замена, описывается в сообщении о проститутках,
Сначала они сталкиваются с душевым офицером, которая заставляет их раздеться, забирает их одежду, следит за тем, как они принимают душ, и выдает им тюремную одежду — пару черных оксфордов на низком каблуке, две пары многократно заштопанных носков по лодыжку, три хлопчатых платья, две хлопчатых комбинации, две пары трусов и пару лифчиков. Почти все лифчики плоские и бесполезные. Корсетов или поясов не выдают.
Нет ничего печальнее зрелища некоторых полных заключенных, которым на свободе удавалось выглядеть прилично, когда они впервые видят себя в тюремном наряде [62] .
62
John M. Murtagh, Sara Harris. Cast the First Stone (New York: Pocket Books, 1958). P. 239–240. О психиатрических больницах см., например: Kerkhoff. Op. cit. P. 10. Уорд (Ward. Op. cit. P. 60) выдвигает разумное предположение, что в нашем обществе мужчины теряют лицо в тотальных институтах в меньшей степени, чем женщины.
Вдобавок к обезличиванию, вызванному утратой своего набора инструментов идентичности, может происходить обезображивание путем прямых и необратимых повреждений тела, например клеймения или отсекания конечностей. Хотя такое умерщвление Я посредством тела осуществляется лишь в некоторых тотальных институтах, тем не менее, утрата чувства личной безопасности — распространенное явление, которое дает основание бояться обезображивания. Избиения, шоковая терапия или, в психиатрических больницах, хирургическое вмешательство — каковы бы ни были намерения персонала при оказании этих услуг некоторым постояльцам, они могут вызывать у многих постояльцев чувство, что среда, в которой они находятся, не гарантирует их физической целостности.
При поступлении в институт утрата инструментов идентичности может лишать индивида возможности представлять другим свой обычный образ самого себя. После поступления представляемый им образ себя сталкивается с другой опасностью. Согласно экспрессивной идиоме гражданского общества, определенные движения, позы и осанка создают образ человека низкого положения, поэтому их будут избегать как унизительных. Любое предписание, приказание или задание, вынуждающее индивида совершать эти движения или принимать эти позы, может умерщвлять его Я. Тотальные институты изобилуют такими физическими унижениями. В психиатрических больницах, например, пациентов могут заставлять есть всю еду ложкой [63] . В военных тюрьмах от заключенных могут требовать вставать по стойке смирно всякий раз, когда в помещение входит офицер [64] . В религиозных институтах существуют классические жесты раскаяния вроде целования стоп [65] , поэтому провинившемуся монаху рекомендуется «лежать простершись на земле вне храма, ничего не говоря, а когда братья будут выходить из храма, не поднимая головы, припадать к ногам их» [66] . В некоторых пенитенциарных институтах людей унижают, заставляя наклониться, чтобы высечь розгами [67] .
63
Johnson, Dodds. Op. cit. P. 15; применительно к тюрьмам см.: Alfred Hassler. Diary of a Self-Made Convict (Chicago: Regnery, 1954). P. 33.
64
Leon D. Hankoff. Interaction Patterns among Military Prison Personnel // U.S. Armed Forces Medical Journal. 1959. Vol. 10. P. 1419.
65
Kathryn Hulme. The Nun’s Story (London: Muller, 1957). P. 52.
66
Устав святого Бенедикта. Гл. 44 [Указ. соч. с. 631].
67
Dendrickson, Thomas. Op. cit. P. 76.
От индивида могут требовать не только принимать унизительные позы, но и произносить унизительные фразы. Важным примером является принудительная почтительность в тотальных институтах: от постояльцев часто требуют перемежать социальные взаимодействия с персоналом вербальными выражениями почтительности вроде обращения «сэр». Другим примером является необходимость умолять, выпрашивать или покорно просить о таких незначительных вещах, как огонь для сигареты, глоток воды или разрешение воспользоваться телефоном.
Унижению путем принуждения постояльца к определенным словам и действиям соответствует унижение путем специфического обращения к нему других. Стандартными примерами являются вербальные или невербальные оскорбления: персонал или другие постояльцы обзывают индивида, ругаются на него, выпячивают его отрицательные качества, дразнят его или говорят о нем или других постояльцах так, словно его здесь нет.
Какими бы ни были форма или источник этих унижений, индивиду приходится осуществлять действия, символическое значение которых несовместимо с его представлением о себе. Распространенным примером такого рода умерщвления Я является ситуация, когда индивиду изо дня в день приходится жить чуждой ему жизнью — исполнять роль, лишающую его идентичности. В тюрьмах невозможность гетеросексуальных отношений может вызывать страх утраты маскулинности [68] . В военных учреждениях заведомо бесполезная, бессмысленная работа, которой заставляют заниматься рабочие команды, может вызывать у людей чувство, что они тратят время и силы впустую [69] . В религиозных институтах специально предусматривается, чтобы все постояльцы по очереди выполняли самую неприглядную работу, обслуживая остальных [70] . Предельной формой является практика, встречающаяся в концентрационных лагерях, когда одним узникам приказывают сечь других [71] .
68
Sykes. The Society of Captives. P. 70–72.
69
Например: Lawrence. Op. cit. P. 34–35.
70
Устав
71
Kogon. Op. cit. P. 102.
В тотальных институтах существует и другая форма умерщвления Я: с момента поступления постоялец оказывается подвержен контаминации. Во внешнем мире индивид способен не допускать контактов между объектами, с которыми связано его самоощущение, — например, своего тела, своих непосредственных действий, своих мыслей и некоторых личных принадлежностей — и инородными загрязняющими вещами. Но тотальные институты вторгаются на эти территории Я: граница, которую индивид выстраивает между собой и окружающей средой, нарушается, и материальные воплощения Я оскверняются.
Во-первых, нарушается информационная неприкосновенность Я. При поступлении постояльца данные — в том числе дискредитирующие — о его социальных статусах и поведении в прошлом собираются и заносятся в дело, доступное персоналу. Позднее, если учреждение официально стремится к изменению способов внутренней саморегуляции постояльца, могут организовываться групповые или индивидуальные признания — психиатрические, политические, военные или религиозные в зависимости от типа института. В этих случаях постоялец должен раскрывать факты и переживания, касающиеся себя, перед новыми аудиториями. Наиболее зрелищные примеры таких саморазоблачений предоставляют коммунистические лагеря и публичные покаяния, которые составляют часть повседневной жизни католических религиозных институтов [72] . Те, кто проходил так называемую средовую терапию, непосредственно сталкивались с динамикой данного процесса.
72
Hulme. Op. cit. P. 48–51.
Новые аудитории не только узнают дискредитирующие и обычно утаиваемые факты о человеке, но и могут прямо воспринимать некоторые из них. Заключенные и пациенты психиатрических больниц не способны помешать своим посетителям видеть их в унизительных обстоятельствах [73] . Другой пример — плечевая нашивка с указанием этнической идентичности, которую носили заключенные концентрационных лагерей [74] . Медицинские осмотры и проверки безопасности часто предполагают физическое обнажение постояльца, иногда — перед лицами обоих полов; такое же обнажение неизбежно в общих спальнях и туалетах без дверей [75] . Крайним примером здесь является, пожалуй, ситуация, когда пациента психиатрической больницы с самодеструктивными наклонностями раздевают догола ради, как считается, его же собственной безопасности и помещают в постоянно освещаемую одиночную камеру, в которую через смотровое окошко может заглянуть любой, зашедший в палату. В целом, постояльца, конечно, никогда не оставляют одного; он постоянно на виду и часто на слуху, пусть даже только у других постояльцев [76] . Тюремные камеры с решетками вместо стен делают такую разоблаченность абсолютной.
73
Более обширные сообщества в западном обществе, разумеется, тоже использовали эти техники в форме публичных бичеваний и повешений, колодок и позорных столбов. С публичностью способов умерщвления Я в тотальных институтах функционально коррелирует часто встречающийся строгий запрет на унижение одного сотрудника другим в присутствии постояльцев.
74
Kogon. Op. cit. P. 41–42.
75
Behan. Op. cit. P. 23.
76
См., например: Kogon. Op. cit. P. 128; Hassler. Op. cit. P. 16. Описание данной ситуации в религиозном институте см. в: Hulme. Op. cit. P. 48. Автор также описывает отсутствие акустической приватности, так как в индивидуальных кельях, в которых спят монахини, в качестве дверей используются тонкие хлопковые занавески (p. 20).
Вероятно, наиболее очевидный тип контаминации предполагает прямое физическое воздействие — загрязнение и осквернение тела или других объектов, тесно связанных с Я. Иногда это предполагает невозможность обычных способов самоизоляции от источника контаминации, как, например, в случае, когда приходится самому выносить за собой нечистоты [77] или ходить в туалет по расписанию, как в китайских политических тюрьмах:
Один из аспектов их тюремного распорядка, который показался бы западным заключенным особенно гнетущим, — то, как там приходится удалять из организма мочу и кал. «Помойное ведро», обычное для русских камер, в Китае часто отсутствует. В Китае принято разрешать дефекацию и мочеиспускание только один или два раза в день в строго отведенное время — обычно утром, после завтрака. Охранник выталкивает заключенного из камеры, гонит его бегом по длинному коридору и дает ему около двух минут, чтобы усесться на корточки над открытым китайским отхожим местом и справить все свои нужды. Спешку и публичность особенно сложно перенести женщинам. Если заключенные не успевают сделать свои дела за две минуты, их прерывают и гонят назад в камеру [78] .
77
Heckstall-Smith. Op. cit. P. 21, Dendrickson, Thomas. Op. cit. P. 53.
78
Lawrence E. Hinkle Jr., Harold G. Wolff. Communist Interrogation and Indoctrination of «Enemies of the State»: Analysis of Methods Used by the Communist State Police (A Special Report) // AMA Archives of Neurology and Psychiatry. 1956. Vol. 76. № 2. P. 153. Чрезвычайно информативное описание оскверняющей роли фекалий и социальной потребности в контроле над собой и над окружающей средой представлено в: Charles Е. Orbach, Morton Bard, Arthur M. Sutherland. Fears and Defensive Adaptations to the Loss of Anal Sphincter Control // Psychoanalytic Review. 1957. Vol. 44. № 2. P. 121–175.