Товарищи
Шрифт:
— Что там нашел за окном? Если хорошая находка — чур, пополам.
Жутаев не счел нужным отвечать, подошел к тумбочке и начал перебирать книги. Мазай снял со стены гитару и принялся бренчать. И вдруг, когда Мазай совсем не ожидал, Жутаев снова заговорил, негромко, но очень искренне и убежденно:
— Слушай, Мазай, неужто ты не понимаешь, что твой поступок похож на предательство?
— Что, новую пластинку поставил? Айда, давай накручивай! Не привыкать слушать.
—
— Пойди расскажи…
— Она и сама тебя раскусит. Друг всегда выручит, а ты…
— А я что?
— Подвести можешь.
— Это еще бабка надвое гадала.
— Без гаданья все ясно.
Ссора готова была снова вспыхнуть. Мазай решил уйти.
— Пой, ласточка, пой, сердце успокой! — нараспев произнес он и, состроив дурашливую гримасу, скрылся за дверью.
Жутаев бросился за ним, широко распахнул дверь и крикнул вслед:
— Болтун! Кривляка! Зазнайка!
Оставшись в комнате один и уже успокоившись, он до деталей вспомнил весь разговор с Мазаем, а по сути не разговор, а грубую ссору, и с огорчением подумал, что снова не сдержался, не сумел договориться с Мазаем, а тот как был, так и остался в стороне. «Ну и пускай, нечего гоняться за ним, цену набивать. Он сам не маленький, все должен понимать».
Вскоре пришли Сережа и Егор. Они с радостью согласились приступить к дополнительной работе уже сегодня. Но тут Егор вспомнил, что у него сегодня в музыкальном училище репетиция.
— А пропустить нельзя? — спросил Сережа.
— Ты что? Пропустить? Подготовка к празднику идет. К Первому мая.
— Какая подготовка? — удивился Жутаев.
Егор немного помялся:
— К концерту готовятся.
— Ну и пускай готовятся, а тебе что? — возразил Сережа.
— Да хотят, чтоб и я выступил в концерте.
— В концерте? — недоверчиво спросил Сергей. — В каком?
— В каком? Ну, в первомайском.
Егор рассказал, что под Первое мая в драмтеатре будет торжественное заседание, а после него концерт самодеятельности. Кто будет играть, а кто петь. Егор репетирует две песни — «Песню о Родине» и «Жди меня». Через несколько дней все номера прослушает комиссия, и, если будет подходяще, включат в программу концерта.
— Знаешь что, Егор? Ты из кожи лезь, а старайся, чтоб включили. Понимаешь? — сказал Сережа.
— Понимаю. Я и то стараюсь.
— Ну, вот что: ты из училища не торопись в литейку, мы лучше с Борисом и Колей здесь нажмем, а ты там не подкачай. Выступать в таком концерте не шуточное дело. Ведь это же почетно!
— Может, еще и не допустят.
—
— Скажут — плохо.
— А ты так пой, чтоб было хорошо. Не жалей голоса, он же тебе ничего не стоит.
— Я тебе, Горка, откровенно скажу, — скрытный ты человек. Как ты можешь молчать, когда у тебя такие новости? Это же так здорово, так хорошо! Одним словом, молодей!
— Знаешь, Борис, я не скрытничал, а как-то… боюсь, что ли… вдруг еще кто смеяться станет. Мазай и то вчера Лемешевым меня назвал.
— На дураков — ноль внимания: на то он и дурак, чтоб глупости болтать. Правильно, Борис?
— Конечно, правильно.
Разговор был прерван приходом Коли.
— Колька, все в порядке, дирекция разрешила дополнительные работы, — сообщил Сережа. — Сегодня и начнем.
— Ты как — можешь сегодня? — спросил Жутаев.
— Да я… да как сказать… и время, конечно…
— Ты что мнешься? Или уже передумал? — налетел на Колю Сережа.
— Может, и не передумал, почем ты знаешь? — возразил Коля.
— Коля, скажи, ты Мазая нигде не встречал? — схитрил Жутаев.
Коля нехотя сообщил: только что разговаривал с ним в красном уголке.
— Ну, тогда все понятно, — сказал Жутаев. — Но ты бы прямо говорил, как думаешь. Ведь насильно никто, тебя работать не заставит.
— При чем тут Мазай? У него своя голова, а у меня своя. Он одно думает, а я, может, совсем другое.
Коля никогда не отличался красноречием. И сейчас он смешался, запутался, покраснел и выдал себя этим с головой.
Вечером, в условленный час, когда вторая смена вернулась домой, Борис и Сережа прошли в мастерские. Дверь литейки оказалась запертой. Большие окна были темны.
Мазай издали заметил ребят и притаился на загрузочной площадке вагранки. Ему хорошо был виден двор, освещенный электролампой, сам же он был незаметен за кучами кокса, дров и чугунных чушек, подготовленных к завтрашней плавке.
— Топайте, топайте, ударнички! — злорадно прошептал он. — Поцелуйте пробой, да с тем и пойдете домой.
Ребята подошли к литейке и недоуменно остановились перед дверью.
— В литейке, по-моему, никого, — сказал Сережа. — Смотри — на двери замок, в окнах темно.
— Там и быть некому.
— А Мазай? Он же дежурный.
— Мазай во дворе где-нибудь. В цехе ему делать нечего.
— Ты, Борька, и вправду думаешь, что он будет сидеть, смотреть на нас и не работать?
— Вот увидим.
Жутаев потрогал дверной замок:
— Заперто, и Мазая нигде не видно. Здорово! Интересно — где же он?