Традиции & авангард. Выпуск № 2
Шрифт:
– Обычно летом здесь живет прислуга. – Александра нервно покусывала губы. На ней было роскошное кремовое платье, сшитое на заказ.
– Не беспокойтесь, пожалуйста. Я только за книгой.
Домашняя библиотека Александры занимала сорокаметровый зал с высокими сводами. Люстры в виде хрустальных деревьев цеплялись корнями за потолок. Вьющиеся зеленые растения образовывали стрельчатые арки.
– Вадим уехал отдыхать на Гавайи. Скучаю, – грустно сказала Александра.
– У вас хороший сын. Помню, как он разрешил меня
Поблуждав среди стеллажей, я выбрала произведение «Ты вечен» Л. Рампы. Как и я, автор считал порочным пить алкоголь, называя его злом, разрушающим астральное тело.
Выпив кофе с десертом, в котором присутствовали мед, фрукты и миндаль, мы расстались.
Несмотря на усталость, всю ночь напролет я читала о том, что никакого ада не существует: после смерти каждая душа осудит себя сама. Минувшие дни просочатся в сознание, словно запах ароматных свечей.
Судить самого себя – страшно. Я не хочу еще раз увидеть и пережить войну.
Красная аура у полководцев, коричневая – у тех, кто убивал, голубая аура у людей добрых, но нерешительных. Синяя – у миссионеров. Зеленая – у лекарей. Серая – у больных. Золотистого цвета – у праведников. Фиолетовая аура – удел мистиков и шаманов. Посмотрев на свою руку, я убедилась, что золото с голубыми искорками на месте, и успокоилась.
Мне хотелось поделиться с адвокатом-мистиком знакомством с Егором из магического подразделения КГБ, но в адвокатском бюро мне ответили, что такой у них больше не работает.
Новое жилье требовало нашего внимания, поэтому я переключилась на бытовые дела. Сразу выяснилось, что водопроводный вентиль в квартире протекает. Чтобы не затопить соседей, нам пришлось отремонтировать трубу, и впервые за десять лет мама спокойно приняла ванну.
На третий день нашего проживания пришел счет по оплате электричества. Позвонив по оставленным Настей телефонам, я услышала: «Вы не туда попали!»
Первого мая 2005 года в России справляли православную Пасху.
Солнце целый день боролось с темными тучами, и до полудня никто не одержал победу.
В народных преданиях говорится: если на Пасху дождь – христиане уподобились грешникам и Бог плачет над их душами, если солнце – люди чисты и праведны. На Ставрополье, судя по погоде, хватало и тех, и других.
К вечеру все-таки хлынул ливень, и сквозь него нам попыталась дозвониться подруга моей матери Валентина, чудом выжившая в Грозном с дочерью Аленкой. Сейчас бывшие грозненцы жили в двухстах километрах от Ставрополя. Мы смогли однажды повидаться после войны. Они поразились, увидев нас в живых.
Валентина сообщила, что ее муж Саша внезапно умер. Она не знала, что делать: брак не был зарегистрирован официально, и теперь, вероятней всего, государство выгонит ее с дочерью из домика-развалюшки на улицу.
– Вы приедете на поминки? – спросила Валентина.
– Прости, родная. Растет долг за жилье. Нет денег на билеты.
Соболезнования мы высказали по телефону.
Однако для того, чтобы выразить благодарность Савелию Аркадьевичу, серьезных затрат не требовалось. Отдохнув пару дней после разбора мешков и коробок, мы направились в прокуратуру.
Служебный вход был заперт, а официальную приемную сторожила габаритная вахтерша с оскалом Цербера. Она все так же восседала за массивной тумбочкой для белья. Я заметила, что книги, ранее используемые вместо табуретки, смялись и небрежно валяются в углу. Тома по истории КПСС под пышным задом ставропольской труженицы заменили собрания сочинений Сталина и Ленина.
Служительница охранки при нашем появлении истошно взревела:
– Понтий Пилат – взяточник. Ему деньги носят! А эти, глядите – конфеты принесли! Не мне – ему, подлецу! Убирайтесь отсюда! Жалко, что вас в Чечне не прибили!
Мама обозвала ее дурковатой шестеркой и пообещала рассказать о «взятках» прокурору. У нас действительно была с собой небольшая коробка конфет, этакий символический подарок за бескорыстные старания.
Вахтерша, надувшись как сыч, объявила, что секретарь велела ждать до шестнадцати ноль-ноль. Это было неприкрытой ложью, учитывая, что мы пришли к часу дня. На самом деле секретарь приказала впустить нас без промедления.
Благодаря юности и гибкости я прорвала «блокаду», обойдя вахтершу с правого фланга. Влетая в кабинет Савелия Аркадьевича, я успела заметить, что веник, будто катана, сверкнул в руках труженицы охранки, а мама атаковала ее двумя томами по истории КПСС. Они сражались на равных: негодование против озлобленности.
Прислушиваясь к шуму, доносившемуся из коридора, прокурор наотрез отказался взять конфеты. Но я все-таки положила их на стол. Пилат был порядочным человеком. Наверное, поэтому у него так много врагов. Я поблагодарила прокурора, взяла академическую справку и вышла.
Взъерошенная вахтерша сидела за перевернутой тумбочкой и трясла головой. Рядом с ней лежал сломанный пополам веник. Мама стояла у окна и пыталась покрыть волосы порванной косынкой.
Увидев меня, вахтерша стала визжать как резаный поросенок:
– Нищие! Из поганой Чечни. Я тут главная! Кого хочу – унижаю, кого хочу – милую! Правильно наши вас в Чечне уничтожали. Русские из Чечни – чечены! Пилат – вор. Конфеты ему носят!
Мама оставила свою затею и повязала косынку как шарф. К ней вахтерша не приближалась, предпочитая орать из-за баррикады.
Я, разгневавшись, сказала:
– Ты – наглая старая хамка.
Застучав по скрипучему полу ногами, вахтерша вскричала:
– Черные из Чечни!
В этот момент мое терпение окончательно лопнуло. Я выставила перед собой ладонь, как делали древние жрецы и пророки, и грозно произнесла: