Традиционное искусство Японии эпохи Мэйдзи. Оригинальное подробное исследование и коллекция уникальных иллюстраций
Шрифт:
То же самое произошло в Иокогаме, где новый город построили на расстоянии приблизительно 4 км от этого порта, изначально открытого для европейцев. Новым городом считается Иокогама, старым городом – Канагава.
C холмов, на которые мы поднялись, нам открылся живописнейший вид на Кобе, бухту, остров Авадзи и океан за ним. Как раз на этот остров, лежащий перед нами, мы намечали совершить экскурсию на следующий день.
По случаю приезда микадо вечером в Кобе устроили праздничную иллюминацию. Поскольку для нее вывесили забавные цветные фонари, на которые здесь по таким поводам не скупятся, картина получилась по-настоящему восхитительная. А дополнительное очарование придавало несметное, как мне показалось, число движущихся огней, которые перемешиваются и подскакивают, загораются и гаснут. Эти фонари несут люди, вышедшие полюбоваться праздничным городом,
Для нас зафрахтовали паровой катер, и в четверть седьмого утра мы двинулись в путь. Рассвет только занимался, а потом наступало прекрасное утро. Целью нашего вояжа мы наметили остров под названием Авадзи в провинции Хёго-Кен, и высадка предполагалась в главном городе этого острова под названием Сумото, до которого, как нам сказали, было три часа хода морем. Для наиболее любознательных наших читателей сообщаю, что до революции 1868 года Авадзи принадлежал даймё Ова и что этот бывший даймё получил образование в Оксфорде, а затем поселился в Лондоне. На этом острове насчитывается 30 тысяч зданий, расположенных в пяти городах и многочисленных деревнях, из которых три тысячи принадлежат Сумото.
Притом что на данном острове изготавливаются хлопчатобумажные ткани и нити, а также обитатели этого небольшого участка суши могут гордиться «гофрированным» сор том бамбука, растущим только здесь, наша главная цель состояла в том, чтобы познакомиться с местным гончарным ремеслом, более подробный рассказ о котором нам еще предстоит.
Примерно в половине восьмого, когда мы еще не набрали полного хода и не ушли слишком далеко, небо заволокло низкими тучами. При этом судно наше продвигалось вперед вполне ходко. Перед нами открывался прекрасный пейзаж; стоит признать, что с моря остров, к которому мы держали путь, выглядел грандиозным, почти как Альпы.
В половине одиннадцатого мы еще не достигли острова, а город Сумото находился практически на противоположной его оконечности. В полдень мы позавтракали (нам подали второй завтрак), чтобы сэкономить время, так как нас предупредили, что после высадки на берег в Сумото, чтобы добраться наконец-то до гончарных мастерских, нам придется на рикшах преодолеть еще 12 км. В Сумото мы прибыли в час дня.
Высадка Колумба в свое время однозначно произвела меньшее впечатление на американцев, чем наше появление в Сумото на местных островитян. Поглазеть на странных существ, сошедших на их берег, собрались все взрослые и дети, богатые и бедные, молодые и старые жители города и окрестностей. Они сопровождали нас точно так же, как наши беспризорники сопровождают кукольное представление «Панч и Джуди» на улицах Лондона. Даже в Токио иностранец не может сделать покупку без двух десятков или больше собравшихся зевак; а здесь волнение по поводу нашего приезда охватило жителей всего города.
Мы вошли в здание почтовой конторы и стали ждать рикш. Здесь следует отметить, что во всех японских городах, где отсутствуют гостиницы, сотрудникам почтового отделения вменяется в обязанность организация постоя для прибывающих гостей. В скором времени у нас началась островная часть путешествия. Но гончарные мастерские, которые, как нам сказали, должны находиться в 12 км, на самом деле оказались в два раза дальше. Дорога, вначале показавшаяся вполне сносной, пролегает вдоль долины с многочисленными рисовыми чеками. Склоны холмов поросли камелиями и карликовым бамбуком, но тенистые площадки густо покрывали папоротники. К тому же тут и там мы видим пальмы.
У чайного павильона прмерно через 8 миль наши извозчики остановились на привал, продлившийся 5 минут. Нам вежливо предложили испить чаю, который по обычаю подала хозяйка дома. По мере нашего продвижения дорога становилась все более сложным сооружением. То, что раньше было простой тропой, теперь превратилось в настоящее шоссе. Несколько новых мостов построены по всем параметрам превосходно, и их ширина вполне достаточна для проезда гужевой повозки. Тогда как старые мосты были узкими, и по ним едва протискивался рикша с тележкой. Мы съезжаем с главной дороги на тропу через рисовые поля, и, поскольку эта тропа пролегает выше топких полей, появляется страх от одной только мысли о том, что в случае соскальзывания одного колеса тележки через край узкой дамбы пассажир окажется в иле рисовой чеки. Не добавляет удовольствия от такой езды тот факт, что дамбу пересекают частые канавки, через которые проложены по две дощечки или узких камня. При пересечении одного из таких примитивных мостов колесо моей тележки соскользнуло с дощечки, на которую наехало, но благодаря стремительной реакции одного из приставленных ко мне слуг, я избежал «купания» в жиже рисового поля. После такого происшествия кое-кто в нашей компании из опасения неудачного повторения моего опыта потребовал, чтобы его переносили через мостики вместе с тележкой и всем багажом.
Без несчастного случая все-таки не обошлось, и он мог бы вызвать серьезные последствия, но все обернулось смешным приключением. Человек на оглоблях ослабил хватку, и я своим весом опрокинул рикшу, так как находился позади оси колес. Через мгновение я коснулся головой земли. Но мое транспортное средство оперативно выровняли, и мы продолжили свой путь. Пропетляв от души по полям, прибыли в деревню Игано, где находятся две гончарные мастерские, одну из которых основал Касиу Мимпе с полвека тому назад. Здесь он наладил выпуск изделий в стиле голландской мануфактуры города Делфта. Нынешние гончарные мастерские принадлежат новым хозяевам. Одна – сыну основателя мануфактуры по имени Мимпе, принявшему товарный знак Рикита. Вторая мастерская – племяннику первого гончара Авадзи по имени Сампе.
Во время нашего осмотра гончарных мастерских с небес обрушивается проливной дождь. Происходит это как раз в шесть часов пополудни. Мы готовим сытное блюдо на основе вареных яиц. Я, признаюсь, обрадовался бы, если б к столу подали немного соли, а также кусочек или даже парочку кусков хлеба с маслом. Но о хлебе в Японии никто даже не слышал, разве что население открытых портов, одного или двух крупных городов, подвергшихся европеизации. Наивно думать, будто в Японии народ питается рисом. Иностранцы, знакомые с ситуацией в этой стране, знают, что для японской бедноты рис все еще остается непозволительной роскошью.
Когда мы возвращаемся к нашим рикшам, складные крыши повозок, открывающиеся и закрывающиеся, как складные крыши у наших экипажей викторианской поры, возницы расправили для защиты от дождя, а нам на колени с той же целью постелили листы промасленной бумаги. Стоит отметить, что японская промасленная бумага не имеет ничего общего с листом английской бумаги после нанесения на нее водоотталкивающего жирного слоя, так как японский вариант сохраняет пластичность, прочность и волокнистость, причем нанесенное на нее для придания водостойкости покрытие не пачкается. Крыша от дождя на моей тележке устроена слишком низко для среднего европейца, и мне пришлось сидеть в скрюченном положении. Путешествие в таком положении, и добавьте к этому пронизывающий ветер с проливным дождем, ни малейшего удовольствия не доставляло. К тому же время от времени по пути домой нам приходилось переправляться через русла крупных горных потоков, пусть не глубоких, зато с очень каменистым дном. Эти русла обычно пролегают на уровне, считающемся значительно ниже окружающей территории, которую они пересекают. В сезон дождей пересечь их представляется невозможным, зато остальное время года их переходят по специально положенным для этого камням. Впечатление от преодоления одного такого потока надолго остается в памяти, особенно притом, что его форсирование происходит в ночной темноте. При спуске в ущелье тележка рикши набирает скорость, увеличивающуюся с каждой секундой. При этом те, кто впряжен в тележки, превращаются в их заложников, теряют над ними управление и отдаются на волю случая. К тому же из-за валунов возникает неприятная тряска. Тут новые трудности представляют каменистое дно горного потока и начинающийся подъем в гору.
В расчете на инерцию, набранную во время спуска, человек на оглоблях, которому в одиночку приходится справляться с груженым транспортным средством, отпускает тележку, и та устремляется вниз со страшной скоростью. Он стремится попасть на камни, уложенные для перехода через поток, ногами и пропустить их между колесами своего транспортного средства. А пассажир в это время с ужасом ждет, когда камнем пробьет дно коляски или его выбросит в воду в результате опрокидывания тележки.
Наше путешествие по горам худо-бедно завершается к половине десятого ночи. Плыть на паровом катере в Кобе уже поздно, поэтому мы ужинаем на нашем судне и отправляемся в почтовое отделение на ночлег.