Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
Шрифт:
В первый момент мы оказались в нелепом положении: мы были тайное общество в тайном обществе, но по возвращении в Петербург увидели, что образовавшаяся в «Земле и Воле» щель была только замазана штукатуркой, но не срослась». [824]
М.Р. Попов: «Александр Михайлов, Желябов, Морозов действовали с полным убеждением, что никакой другой деятельности в данный момент нет места, как борьбе за политическую свободу»; мы «— назову нас правыми в «Земле и Воле» — /…/ бессильны были создать скоро что-либо, что имело бы агитационное значение среди наличного революционного настроения в данный момент, притом же многие, как напр[имер] Баранников, Перовская и другие, прямо заявляли, что они временно только присоединяются к левым и не потому, что разделяют мнение таких представителей «Земли и Воли», каковыми были Желябов, Зунделевич и Михайлов, а лишь
824
Деятели СССР и революционного движения России, с. 170.
825
М.Р. Попов. Указ. сочин., с. 46–47.
М.Ф. Фроленко: «Здесь удалось добиться того, что большинство согласилось на уничтожение Александра II и предоставило это тем, кто был в Липецке, но с одним условием, чтобы партию «Земля и Воля» не раскалывать, а иметь в ней лишь две фракции. При этом выбраны были от каждого отдела по одному представителю, на обязанности коих и было согласовать возникающие недоразумения. В число этих двух попал и я, но должен признаться, что я и одного дня не занимался этим делом». [826]
826
Деятели СССР и революционного движения России, с. 270.
М.Р. Попов: «поставлен был вопрос о начатом уже деле, т. е. об убийстве Александра II, который и был решен большинством в положительном смысле. /…/ Из прежнего состава редакции «Земли и Воли» редакторами оставались два [т. е. выбыл Плеханов]: Тихомиров и Морозов, и к ним выбрали третьего — Титыча; администрация выбрана была из трех лиц: председателя совета Титыча, Фроленко и Михайлова. Закончился конгресс тем, что решено было тратить на террористическую деятельность не больше 1/3 имеющихся денежных средств, остальные 2/3 предназначались для деревенской деятельности. Так называемая левая фракция «Земли и Воли», известная потом под именем террористов, рассчитывая на то, что в деревне пока нет дела, которое требовало бы больших денежных средств, согласилось на такое распределение средств, в надежде на то, что не будут же тратиться деньги, ассигнованные на деятельность среди крестьян, если этой деятельности не будет». [827]
827
М.Р. Попов. Указ. сочин., с. 217.
Деталям о составе руководящих органов, приведенным Поповым, противоречит его собственное замечание в отношении последующих событий: «весь состав бюро «Земли и Воли» перешел в партию «Народной Воли».» [828] Морозов также подтверждает сохранение прежнего состава руководства, избранного еще в Липецке: Фроленко, Михайлов, Тихомиров. [829] Возможно, у Попова или редакторов его текста получилась просто описка или опечатка: не «Титыч» (Тищенко), а «Тигрыч» (Тихомиров).
828
Там же, с. 150.
829
Н.А. Морозов. Повести моей жизни. Мемуары в двух томах. М., 1961, т. II, с. 424.
Плеханов и Попов понапрасну понадеялись на поддержку провинциальных пропагандистов. Из собравшихся в Воронеже одни готовы были осуществлять цареубийство собственными силами, а другие не возражали, поскольку их от этой чести освободили, но в принципе почти все были за.
Тихомиров комментировал это таким образом: «Революционеры еще раз чувствовали свою слабость, и еще раз заключали из этого не о необходимости изменить свои идеи, а о том, что нужно еще логичнее их развивать. В их среде идет страстная пропаганда сплотить силы на терроре и объединить их безусловною дисциплиной, слепым повиновением центру (который еще требовалось создать). Наконец — нужно произнести слово — все эти силы, все силы «революции», слитые как один человек, проповедывалось направить на Цареубийство.
В этом /…/ преступлении из преступлений дух анархии находил свое последнее слово.
И с ним же он произнес, бессознательно, высшее признание Самодержавной власти. /…/
Россия национальная — которую требовалось разрушить — была неохватна, недосягаема, недоступна нападению. И «революция» сказала, что тогда нужно обрушиться на Государя России,
830
Л. Тихомиров. Начала и концы. «Либералы» и террористы, с. 106–108.
Процитируем собственный текст из другой книги: «можно быть монархистом, а можно таковым не быть; можно быть против конкретного царя, а можно быть за, но в любом случае более значимого преступления в самодержавной России, чем цареубийство, не было и быть не могло! Люди, которые на такое решались /…/, брали на себя как бы сверхчеловеческую задачу, ставящую их самих выше всех и всяческих моральных принципов. Такие люди приобретали значительное моральное превосходство над всеми прочими (пусть это было превосходство с заведомо отрицательным знаком!), и могли решаться на поступки, совершенно немыслимые при любом ином раскладе — так действительно происходило с некоторыми террористами второй половины XIX века /…/.
/…/ что такое /…/ для тех, кто всерьез берется играть царской головой, /…/ их жизни для них самих!». [831]
В такое состояние был приведен Соловьев вопреки его воле. Теперь же подобное должны были испытывать все участники Липецкого и Воронежского съезда и все их единомышленники, санкционировавшие цареубийство и ощутившие к этому причастность.
Возникает лишь вопрос о том, насколько эту иллюзию разделял сам Тихомиров, так великолепно ее разъяснявший через десяток лет, а в 1879 году сделавший более остальных для того, чтобы внедрить эту идею в сознание соратников, менее способных к абстрактным рассуждениям? Или изначально он предполагал обратить все силы, слитые как один человек, на достижение каких-то иных целей? А провозглашенное цареубийство — только средство их объединить в нерассуждающем порыве?
831
В. Брюханов. Заговор графа Милорадовича, с. 319–320.
Детали организованных террористических актов дают ответы на эти вопросы.
Интереснейший момент связан с выступлением Андрея Желябова. Об этом рассказывает Вера Фигнер:
«Ввиду интереса, который вызывает личность Желябова, /…/ не лишне упомянуть о вопросе, который он задал на съезде, когда речь зашла о введении в программу аграрного террора. «На кого думает опираться революция, — спрашивал он, — на народ или на либеральную буржуазию, которая сочувствует ниспровержению абсолютизма и водворению политической свободы?» «Если первое, то уместен и фабричный, и аграрный террор», — говорил он; «если ж мы хотим искать опоры среди промышленников, земцев и деятелей городского самоуправления, то подобная политика оттолкнет от нас этих естественных союзников». И он указал, что в Черниговской и Таврической губерниях, в Киеве и Одессе есть деятели, которые в видах общности политических целей ищут сношений с революционной партией. Так, Осинский, тогда уже казненный, имел в Киеве довольно обширные связи с либеральными кругами, и было заметно, что он сам уклоняется от социализма к программе чисто политической. А в Одессе в то время в городской думе существовала большая группа интеллигентов, которая устраивала собрания и обсуждала ни более, ни менее, как проекты конституции. «Парижская комунна», — называл эту думу Панютин, правая рука генерал-губернатора Тотлебена, и летом того же 1879 г. не преминул разгромить этих преждевременных конституционалистов, отправив лидеров в отдаленные места Сибири.
На вопрос Желябова последовал единодушный ответ, что мы будем опираться на народные массы и сообразно с этим строить свою программу, теоретическую и практическую». [832]
Ее дополняет Михаил Попов: «уже после Воронежского съезда, когда пред партией «Земля и Воля» стоял вопрос, как быть с либералами, — и когда Желябов, в то время стоявший за чисто политическую программу, предлагал совершенно прекратить писать в органе «Земля и Воля» об аграрном вопросе, дабы не отпугивать либералов, которые относятся к партии «Земля и Воля» с недоверием и считают представителей организации «Земля и Воля» волками в овечьей шкуре, Баранников был против этого и предлагал мистифицировать либералов изданием особого листка от Исполнительного Комитета, программа которого должна была быть только политической, продолжая издание газеты «Земля и Воля» по той же программе». [833]
832
В. Фигнер. Запечатленный труд, с. 161.
833
М.Р. Попов. Указ. сочин., с. 196.